​

Родился в Москве в1950 году. Учился в МАХИ, на первых 2-х курсах у Михаила Сергеевича Туркуса и Натальи Николаевны Крюковой, с 3-го курса у Григория Александровича Симонова, Елены  Борисовны Новиковой и Зинаиды Федоровны Зубаревой. Диплом выполнил на тему “Реконструкция Павелецкого вокзала” в Москве. Окончил институт с красным дипломом в 1973 году. В «Моспроект-2» меня привел мой отец. Как-то в апреле того же года мы зашли вместе с отцом к Дмитрию Ивановичу Бурдину, с которым  они когда-то учились в институте и всю жизнь дружили, и папа спросил Дмитрия Ивановича, не возьмет ли он к себе нас троих, только что кончивших институт: речь шла о моих друзьях, с которыми мы учились в  одной группе,  Михаиле Леонове и Сергее Фирсове и обо мне. Дмитрий Иванович распорядился: мы были приняты на работу в мастерскую №5 к Юрию Романовичу Рабаеву. Мы с Сергеем Фирсовым попали в бригаду Всеволода Георгиевича Тальковского, Михаил Леонов оказался в бригаде Веры Петровны Бельской. Мастерская была под творческим руководством Дмитрия Ивановича Бурдина, что определило мое участие в проектировании и строительстве крупнейших объектов Москвы того времени. Проектирование Комплекса Международных банков на проспекте Сахарова с 1973 года и гостиницы УД ЦК КПСС ( ныне «Президент-отель») с 1975 года проходило в тесном творческом сотрудничестве с Дмитрием Ивановичем Бурдиным. 

Удивительно интересная была у нас атмосфера в бригаде, которую возглавлял Всеволод Георгиевич Тальковский. В нем была смесь человека высокой эрудиции и профессионализма  с застенчивостью, которая порой выражалась в неуклюжих поступках и словах, что ставила его в еще более неловкое положение. Многие его считали высокомерным человеком, а на самом деле, он был человеком, которому очень многое было дано. Он блестяще писал акварелью, свободно рисовал, и думаю, искренне полагал, что людей в профессии архитектора с другой выучкой, образованием и культурой просто не может и не должно быть. Это была высокая планка и требовательность к людям, занимающимся великим искусством архитектуры. Он ценил во мне эрудицию, знания истории архитектуры. Поскольку сам был родом из Питера, знания истории архитектуры Петербурга и  истории архитектуры в целом было безусловным условием его хорошего отношения к членам бригады. Что было безусловно удивительным в нем, так это то, что он давал нам, молодым архитекторам, и архитекторам чуть более старшего возраста делать свои предложения по фасадам  и планам объектов, которые у нас шли в бригаде – это были фасады Комплекса Международных банков и по планы гостиницы на Большой Якиманке. По объемам и планам банков Тальковский решил сам, а с фасадами было непросто. Каждый из нас, в основном это были Татьяна Иткина, Людмила Корнышева, Александр Львов, и мы: Сергей Фирсов и я, делали по нескольку вариантов фасадов на различных этапах проектирования комплекса и тогда, когда Всеволоду Георгиевичу нравился тот или иной вариант, он останавливался на нем и показывал Дмитрию Ивановичу Бурдину. Всеволод Георгиевич блестяще красил построенные нами перспективы. Помню, в результате поисков, мною была предложена тема горизонтальных окон верхних этажей  и стилобата, к тому времени более или менее сложившегося, и осуществленного в натуре со столбами - пилонами. Все поверхности должны были быть облицованы полированным красным гранитом. Всеволод Георгиевич написал очень красивую картину с облаками, с тенями облаков и отражениями в стеклах здания и на стенах, с отражениями в мокром асфальте на полутораметровом подрамнике. Написал за полдня, легко, свободно. В результате многолетних поисков остановились на предложенной мной теме трехъярусного арочного упрощенного “Колизея” с целостной темой на всем комплексе. Мне удалось предложить увеличить высоту здания на один этаж, чтобы ритм арок был более гармоничным  и завернуть тему на торцы, убрав лестницы внутрь здания. Таким образом, получился как бы периптеральный характер здания, что увеличило его монументальность и значительность. Дмитрию  Ивановичу очень понравились эскизы  и макеты фрагмента фасада с различной шириной пилонов. То, что не удалось выполнить арки, конечно, уменьшило связь с  прообразом, но вместе с тем, и особенно со стороны дворового фасада, эффект стремительно уходящей поверхности кривой формы здания очень сильный.

В 1975 году в нашу бригаду Дмитрий Иванович принес задание на проектирование гостиницы УД ЦК КПСС. Мы все кинулись делать эскизный проект, который был выполнен в очень свободной манере. К этому времени уже был известен проект Центра Международной Торговли, спроектированный для Москвы, со знаменитым атриумом. Мы делали вариант с наклонным остеклением и с дробным планом стилобатной части. Высотная часть, относящаяся к номерам гостиницы, была предложена, условно скажем, заказчиком. Номера двухкомнатные, трехкомнатные с холлами и большими ванными комнатами и прочее. Первый вариант не пошел в дело и тогда началось проектирование нового стилобата  и новой высотной части. Я занимался стилобатом и опять Всеволод Георгиевич позволил нам делать множество эскизов. Сразу же сложился продольный атриум, и параллельно ему строились функциональные зоны стилобата, но получалось неудобно. В один из  дней я принес вариант планировки, в котором ресторан и кухня были поставлены  перпендикулярно атриуму и, соответственно, длинной оси гостиницы, и, тем самым, удалось создать максимально освещенную зону кухонного производства, правильно организовать раздачу и вынос использованной посуды и пр. и пр. Кроме этого, все залы были скомпонованы квадратами восемнадцать на восемнадцать метров и расставлены по периметру атриума. Это дало очень ясную структуру и функциональное зонирование. Так это и осуществлено в натуре.

В 1978 я перешел на проектирование и строительство Центра Международной Торговли к Владимиру Степановичу Кубасову. Он нам показывал потрясающие слайды по современной архитектуре США, и мы, воодушевленные быстрейшим осуществлением проекта, вгрызлись в американские чертежи, выполненные на стадии технорабочего проекта. Все, кроме металлических конструкций, надо было обдумать и вычертить.

Перед нашей бригадой стояла задача сделать интерьеры атриума и номеров малой гостиницы на четыреста номеров. Не удалось, к сожалению, тогда высадить в атриуме большие живые деревья, но удалось сделать из нержавеющей стали поручни галерей атриума. Я называл это тогда бамперным дизайном, поскольку слова хай-тек тогда еще в лексиконе не было. После окончания малой гостиницы ЦМТ в 1980 году, я еще раз немного поработал на интерьерах гостиницы ЦК, а затем началась работа по интерьерам гостиницы долговременного проживания ЦМТ. Тогда же и стало ясно, что первой очередью ЦМТ не обойтись. Мы пытались пробить проект реконструкции квартала между Мантулинской улицей и Шмитовским проездом, но на эскизном проекте все это и остановилось.

Наконец, к 1987 году созрела мысль о строительстве второй очереди ЦМТ на узком участке между Краснопресненским парком и первой очередью ЦМТ, где мы к этому времени строили технический корпус. И вот как-то в один из вечеров лета 1988 года мне домой позвонил Владимир Степанович Кубасов и попросил сделать эскизный набросок, чтобы наутро идти к Рыжкову. Я за ночь сделал эскиз, который в результате лег в основу первого реализованного проекта второй очереди ЦМТ с офисным зданием, стоящим углом,  и корабликом-гостиницей с узким атриумом. После этого эскиза начались поиски образа. Работы в мастерской было мало, и я уговорил Владимира Степановича позволить мне продолжать заниматься эскизами ко второй очереди ЦМТ до выхода Постановления Правительства и утверждения Задания на проектирование. Я сделал огромное количество эскизных предложений. Затем под моим руководством был выпущен эскизный проект с двумя атриумами один над другим в здании гостиницы. Но, в результате, к осени 1989 года вернулись к первоначальному эскизу, сделанному ночью с добавлением высотного здания гостиницы во дворе существующего комплекса ЦМТ-1. Стадию «Проект» я выполнил один  весной 1990 года. Комплекс был рассчитан на 100000 м2 общей площади, кубатурой около 400000 м3. Рабочую документацию выполнила совместная австрийско-югославская фирма «Цимекс-Монтекс». Недавно гостиница и технический корпус были снесены, и сейчас Владимир Степанович строит две башни гостиниц по своему проекту. Здание офисов было выполнено по моему проекту очень точно, что теперь встречается не часто.

После небольшого перерыва работы в архитектурных кооперативах в 90-е годы, я вернулся в «Моспроект 2» в мастерскую №5. Меня пригласил Михаил Григорьевич Леонов, проектировать два удивительно интересных объекта: жилой дом на Большой Якиманке, 22, который в результате был осуществлен Сергеем Борисовичем Ткаченко, и жилой дом в Погорельском переулке, 6-8.

Параллельно с этим, мы проектировали Сбербанк на Большой Якиманке, 18 и здание «Интеррос» на Большой Якиманке, 9/10. Затем возник проект банковского здания на Новинском бульваре,3, и тут же комплекс на Кадашевской набережной, 14.

В здании на Большой Якиманке,18 не удалось сделать классический ордер на стекле, это должен был быть антовый храм, без фронтона - вмешался архитектор инвестора и получился постмодернисткий ордер. Кроме этого, после года, когда здание простояло несданным, на 2х верхние этажи нацепили ложную аркаду, чтобы связать со зданием магазина «Гименей», и закрыли алюминиевыми щитами межэтажные перемычки. Так здание потеряло свою целостность и художественный смысл. Но вместе с тем, это была первая ротонда в Москве нового времени. Здание «Интеррос» я сделал уже без большого количества стекла, но шаг колонн в 5,4 метра и размер ордера - сохранил. Было очень интересно ставить конструктивные колонны у углового входа и справа по Малой Якиманке, между инженерными сетями, как мы делали при строительстве офисного корпуса второй очереди Центра Международной Торговли.

Проектирование и строительство жилого дома в Погорельском переулке также было непростым. Но тут все остановилось из-за дефолта, и только к концу 1999 года дом был построен. Из-за лживой учтивости и желания угодить инвестору, с каждого фасада было оторвано по одной - две пилястры с девятиэтажного корпуса и упрощен классический декор на угловом особняке с ротондой. Но, в целом, комплекс зданий несет в своей архитектуре  образ исторической  Москвы, что и хотелось передать. Перед проектированием этого дома я обошел Большую Полянку с жилыми домами 46, 48, 50 и Пятницкую улицу с маленьким особняком на углу и жилыми домами, один из которых построил  в свое время под руководством  И.В.Жолтовского друг нашей семьи Кирилл Николаевич Афанасьев. К церкви Святой Екатерины Карла Ивановича Бланка я подошел малыми, сначала двухэтажными, а затем трехэтажными особняками, что сохранило масштаб застройки Щетининского переулка, а купольная ротонда на углу создала перекличку форм с двумя купольными церквями. В развертке, которую мы показывали на заседании ЭКОС, были показаны восстановленная колокольня, образующая с двумя башенными эркерами девятиэтажной части дома соответствующий ритмический ансамбль. 

В здании «Интеррос» отразилась моя любовь к архитектуре Петербурга, и, в частности, к зданию Азово-Донского банка Лидваля на Большой Морской, схемой фасада которого я воспользовался. При проектировании здания банка на Новинском бульваре я делал множество вариантов на тему классического фасада. Наибольший интерес для меня представлял для меня вариант со сложным барочным фасадом на тему римской церкви. В самом начале эскизирования для попадания в масштаб и высоту здания, который необходимо было построить на узком месте, чуть больше 21 м в ширину, я решил попробовать привязать на этом участке фрагмент фасада дома на Моховой И.В.Жолтовского. Решил поставить рядом с жилым домом на Смоленской, его же, Жолтовского, фрагмент дома на Моховой с огромным ордером. Но, затем, все преобразовалось в образ классического ордера на высоком цоколе под влиянием здания банка «Юнкер и К о» на Кузнецком мосту архитекторов Ерамишанцева и братьев Весниных. Этот образ на эскизах оказался более ярким, а сходство  с темой лоджии Дель Капитаниа а  Виченце возникла только через близость здания к дому Ивана Владиславовича Жолтовского. Тогда же при уточнении количества этажей высота колонны оказалась - 14,3 метра, высотой колонн Пантеона в Риме, что и определило характер всего ордера в целом.

Закончив дом в Погорельском переулке, я ушел из «Моспроекта-2». Сначала возглавил мастерскую №8 в «Моспроекте-4» по благоустройству и озеленению с  замечательным коллективом, а затем маленькую мастерскую №16 в «Моспроекте-3». В конце лета 2002 года перешел в ООО «Проект +» в качестве главного архитектора фирмы на проектирование и строительство комплекса административных  зданий на ул. Вавилова, 24. С 1999 года возглавил маленькую частную мастерскую «Отраслевой Центр Технического Творчества». В этой мастерской я сделал ряд наиболее интересных для меня в творческом отношении работ с выдающимся заказчиком - Михаилом Юрьевичем Абрамовым.

 Несколько слов о жилом доме в Погорельском переулке. Там для меня было интересно несколько позиций. Этот дом являлся первенцем нового историзма в Москве. Когда этот объект перекупил г-н Краснянский, после дефолта, я из восьмиэтажного превратил его в девятиэтажный, за счет уменьшения высоты этажей, что его чуть-чуть приподняло. С другой стороны, дом находится в яме, поэтому он и не вылез как зуб из общей застройки этого района, что на мой взгляд является правильным решением. В среднем членении дома мне удалось разместить пилястры ионического ордера практически того же размера как во дворе палаццо Питти во Флоренции, они и находятся на той же высоте, что во Флоренции, правда, колонны и антаблемент чуть более вытянуты. Для работы над ордером я воспользовался чертежами Б. Амманати и, в общем, постарался более или менее осуществить ордер по размерам, с некоторыми изменениями, в частности, мы увеличили вынос карнизной плиты.

В основном, все детали сделаны из пенопласта, за исключением ионических капителей и баз пилястр, одного из карнизов и две колонны и антаблемент с архивольтом малого особняка в стиле ампир. Большие карнизы, конечно, получились мятыми, потому что, при всем том, что они резалось из пенопласта довольно внимательно, во-первых, пенопласт был самым дешевым ПСБС (П-50), а во-вторых, при оклейке штукатурным раствором по стеклосетке все порезки, конечно, заплывали, а ребра оказались мягкими. И это несмотря на то, что я делал глубокие прорези, для того, чтобы увеличить количество теней. Все-таки детали получились довольно жеванными, но, как сказал мне однажды М.Леонов: « Кроме тебя этого никто не видит».

Хороший получился руст внизу.  Это все тоже пенопластовые детали, и горизонтальный палладианский профиль между вторым и третьим этажом, и профиль третьего этажа тоже получился. Удались и бриллиантовые русты, что украсило угол с левой стороны перед главной угловой башней. В общем, хотелось получить образ московского доходного дома, который был пристроен в свое время к двум особнякам.

Мне кажется, что наиболее интересным может быть то из пластических решений, чего никогда не было в Москве, не было в Петербурге, и, вообще, в России. Это очень красивая корзина под эркером, который висит на углу над особняком. Эта корзина была мною подсмотрена в Испании,  я ее, конечно, увеличил в абсолютных размерах раза в два по сравнению с декоративными эркерами башенок знаменитых ворот в Бургосе. Мне как раз очень нравится то, что я сделал корзину такой могучей - 4,5 метра в диаметре, очень мощно нарисовано, сочно, с хорошими профилями и уходами, с очень хорошими гусями. Сделано это было все очень точно,  выполнено из стеклопластика фирмой «ТРУЛОВ СТУДИЯ», которую 10 лет возглавляет скульптор Владимир Трулов, с которым мы иногда кое-что делаем.

          Когда дом вырос на один этаж, особняки тоже выросли на один этаж.  Одновременно с  проектированием жилого дома в Погорельском переулке в 1996 году велась довольно странная реставрация наугольного дома графа Шереметева на Воздвиженке. Там любопытно было увидеть, что к ротонде лестница была пристроена позже, потому что она не была заведена в стену, а просто прислонена. А поскольку она вся развалилась, то моим другом, который консультировал проектную работу,  было получено разрешение о том, что эту лестницу у ротонды можно разобрать. У него имеются фотографии, где видна вполне неплохая штукатурка и окраска стены за ступенями, которые разобрали. Доказательство того, что лестница была сделана позже было получено, именно так дом был построен в конце ХVIII века, а лестница была пристроена в начале девятнадцатого.

У  моего друга оказались реставрационные чертежи,  и я воспользовался ими, для того, чтобы сделать правильным размеры  ротонды и высоту колонн. А главное, было интересно сделать композиционное предложение, которое мне подсказал  дом, спроектированный  Баженовым. В доме, о котором идет речь два угловых ризалита с фронтонами были вплотную придвинуты к ротонде со сдвоенными ионическими колоннами и куполом над ними. Это был замечательный дом Анненкова, который стоял  на углу Кузнецкого моста и Петровки. Вот я и воспользовался этим композиционным вариантом. С одной стороны, у меня в масштабе это был дом на Воздвиженке, с другой стороны, я воспользовался композиционно тем, что из дома на Воздвиженке можно, условно скажем, вырезать только центральный ризалит десятиметровой ширины и его приклеить к ротонде, что и я тут и сделал.

Из-за дефолта была задержка строительства, почти на два года, поэтому, когда дом  в Погорельском переулке не пошел, я предложил эту ротонду сделать на доме на Кадашевской набережной. У меня было сделано множество вариантов, один из основных  был сделан таким образом, что как бы воссоздавался  дом Анненкова на углу Кадашевской набережной и Лаврушинского переулка, ближе к мосту через обводной канал, а угловой дом, который сейчас осуществлен справа (условно с Воздвиженки), я думал сделать с левой стороны. Здесь и  сейчас слева сделана ротонда, но испорчена, потому что исполнители, работавшие у М.Леонова, не знали как ее надо раскреповывать, что подрезать ротонду, имитирующую архитектуру XVIII века нельзя, и что нельзя ставить ее на колонки и пр. и пр. Но, одним словом, это другая история. Но тот вариант был бы правильнее осуществленного, поскольку именно более крупная ротонда здесь на углу была бы масштабнее  ко всему пространству и, в частности, к Лаврушинскому переулку. Когда же мы с Леоновым стали композиционно – художественное решение защищать, я пытался доказать, что нужно и можно «поднять» уровень архитектуры Замоскворечья, строя в духе допожарной и послепожарной Москвы, в том же масштабе, но со знанием дела. Мой друг Николай Каменев, ученик моего отца, стал нас увещевать, что, мол, в этой части Москвы не могло быть столь хорошей архитектуры, что купеческая часть должна быть без ордера, ротонд и пр. и пр. Я в ответ пытался ему доказать, что знаю Москву не хуже и люблю Москву  не меньше него, с чем он не мог не согласиться. Он еще боялся, что наш новый дом будет загораживать замечательную церковь в Кадашах, я его убеждал, что этого не будет, и что доходный дом Третьякова, надстроенный когда-то на два этажа мы не перекроем, что и оказалось в натуре. Со стороны кинотеатра «Ударник» весь комплекс зданий выглядит удивительно органично, убедительно и достоверно. Для доказательства возможного композиционного решения, я говорил о том, что можно рассматривать этот угловой дом в качестве флигеля знаменитого особняка Демидова, который замыкает Лаврушинский переулок, но только в проекции на картинную плоскость, что в натуре можно увидеть, выйдя на мост.

Еще раз повторю,  было очень хорошее предложение: главную ротонду с большим диаметром и сдвоенными ионическими колоннами поставить на углу справа, на Лаврушинском, а чуть меньшую по размеру ротонду поставить слева. Ну, в общем, этого не получилось, а получилось то, что получилось. Таким образом, оказалось, что у меня два цитирования транскрипции дома на Воздвиженке. Но интересно, что в доме на Кадашевской набережной, опять же пользуясь ножницами, я сделал у центрального ризалита с каждой стороны  еще по одному окну, что соответствовало идее сохранения парциляции владений.

 Мы говорили сейчас о маленьком угловом особняке на Погорельском. Важно заметить, что на сделанной мной развертке вертикальные эркера и воссоздаваемая колокольня церкви Святой Екатерины создавали очень красивый и гармоничный ритм. Это решение было воспринято тогда «на ура», являясь первым опытом историзма  в Москве. Борис Сергеевич Маркус меня поздравил  со словами, вроде: «Дима, наконец, ты сделал то, чего мы так долго ждали» и обнял меня. Это было очень приятно.

Поскольку дом на Кадашевской осуществился чуть раньше углового особняка на Погорельском, то, чтобы никто не заподозрил повторения (этого Леонов страшно испугался!) и с целью экономии, детали в окнах и кое-что еще было оторвано. Полуколонны в окнах мне пришлось заменить на кладочные простенки и пр.

Еще несколько слов о доме, который является вторым особняком по Щетининскому переулку. Тут тоже была попытка поиска образа, и тогда почему-то в голову пришла идея, что он должен быть сделан в московском ампире, т.е. в архитектуре в Стасова и Д.Жилярди. И что оказалось любопытным, что абсолютные размеры куба знаменитого конного двора в Кузьминках Жилярди и конюшенной церкви Стасова в Петербурге совпадают, и  мой особняк я сделал с этими же размерами в объеме. Вот это было очень важно  и интересно, эти три объекта – в одном размере и масштабе.

И тогда, когда так сложилось, я долго и внимательно рисовал силуэт ампирного аттика моего дома и сравнивал его с аттиком конного двора, его нужно было сделать аутентичным ампирным - убедительным, достоверным и подлинным. Для поиска очертания аттика я много раз смотрел на здание больницы, расположенное недалеко от Пятой Градской на Ленинском проспекте, спроектированное Мейснером и им же спроектированную амбулаторию в комплексе Первой Градской больницы. Интерес был еще и в том, чтобы найти какую-нибудь колонну, хотелось дорическую с иониками. Я посматривал на колонны церкви Святой Татьяны на Большой Никитской, но мне казалось, что она несколько выглядит игриво, так я бы сказал, там, пальметты, в общем, мне казалось, что она недостаточно утрировано серьезная. И, вдруг, как-то зайдя в комнату, где стоял ксерокс, я увидел, что кто-то, видимо, на первом курсе архитектурного института чертил храм «Супругу-благодетелю» в Павловске Тома Де Томона и оставил несколько листов с обмерами, и, оказалось, что колонна 7,20 высотой в точности соответствует моим двум  этажам особняка. Я сделал фактически ее копии. Помимо того, что это копия томоновской колонны, которой в Москве нет, еще была задача сделать дорический карниз. Томоновский карниз слишком высокий и не годился. Дорический карниз я сделал под Провиантские склады. Правда, с уменьшенными размерами. К тому же на 20 см ниже отлили плиту третьего этажа, поэтому пришлось обрезать еще и кусок архитрава. Но выполнено все удивительно точно и правильно: и чуть опускающиеся вниз модульоны и мутулы – усеченные конуса и триглифы с регулами и мутулами в виде усеченных пирамидок.

А образ арки я довел до конца, не сделал арочную лоджию наверху, как-то казалось, это излишне тяжело было осуществить. Поэтому я сделал только лоджию внизу, где стоят только две круглых колонны. В лоджии я добился выполнения даже перпендикулярных балок, которые идут от колонн  к стене. В общем, если бы еще не прыгали окна, чуть ли не на 20 см (они подскочили на фасаде вверх), можно считать, что в сложных условиях мне удалось добиться максимума возможного художественного результата. Фасад получился  довольно интересным, с очень широким архивольтом, который лежит на балке. Мне показалось, что я нарисовал довольно внимательно этот архивольт с наклонными фасциями, они не параллельны фасаду и пр. Что касается фасада со стороны Щетининского переулка, то  мне нужно было его сделать максимально нейтральным, чтобы он не спорил с  ризалитом углового особняка. Но, вместе с тем, мне показалось, что если я не сделаю совсем никакого акцента, то он будет очень скучным, простым  и неинтересным, поэтому я вставил туда маленькие колонки в окна третьего этажа, которыми я уже один раз пользовался. Это были дорические колонки с моего дома с Якиманки, 9-10.

Наверное, еще следовало бы рассказать о том, как мы начинали творческую совместную деятельность с Михаилом Юрьевичем Абрамовым по тем объектам, которые я вел параллельно работая в «Экопроекте +». Меня познакомил с Михаилом Юрьевичем Абрамовым мой хороший друг, архитектор, человек очень мне близкий по каким-то человеческим качествам. Его зовут Сергей Обухов. Он меня рекомендовал Михаилу Юрьевичу как человека, который может нарисовать ему любой классический сюжет. Мы встретились с Михаилом Юрьевичем, он мне задал задание то ли на обрамление вокруг круглых окон, то ли что-то вроде какой-то круглой розетки. Я принес, показал. Михаилу Юрьевичу все это понравилось, и мы на следующий раз уже встретились около здания, который он в это время почти заканчивал строить. Надо было сделать фасады. Это здание на Николо-Ямской. Маленький  двухэтажный домик, который удалось надстроить на пол этажа, сделать мансардный этаж. Когда я поднялся на третий этаж, то увидел, что можно было бы сделать уплощенные окна еще и в фасадной стенке. Просто сделать высокий аттик, может быть, было бы и не очень правильно.

Думаю,  я сейчас иначе подошел бы к этому объекту, все бы сделал бы иначе. Я бы, скорее всего, поднял венчающий основной карниз на уровень карниза аттика. Потому что пилястры оказались шестиметровыми, небольшими по размеру, хотя нарисовано все это внимательно. Но тогда казалось, что карниз по второму этажу должен быть для того, чтобы подчеркнуть, что это старый двухэтажный особняк стоит в строчке двухэтажных домов, с тем, чтобы не было каких-то ненужных вопросов. Сейчас, наверное, я не стал бы делать фронтон, хотя он, в определенной мере, сглаживает то, что есть третий этаж.

Было очень интересно, когда мы встретились утром на стройке с Михаилом Юрьевичем. Он меня подвел к соседнему домику на Садовом кольце. Это оказался маленький домик с мезонином и с маленькой пристройкой справа от него. Сейчас он уже завешен несколько лет сеткой. Видимо, подготовлен к сносу, понимаю, деревянный оштукатуренный. На самом деле, объект фантастический по сложности пластики деталей фасада, по орнаментике, по экспрессивности и красоте выполненных деталей. Конечно же не памятник архитектуры – эклектика! Я, к счастью, успел его сфотографировать. Удивительный объект. Михаил Юрьевич меня подвел к нему и сказал: «Я хочу, чтобы Вы сделали также». Тут я, конечно, от восхищения потерял дар речи. Но сделал не так, но сделал, во всяком случае, как мог на тот момент, наверное, сейчас я бы сделал все иначе, как я уже говорил. На нашем доме есть, на мой взгляд, неудача, - не интересно нарисованы наличники. Но очень хорошо нарисованы надоконные сандрики с кронштейнами с треугольными фронтонами. Это получилось очень удачно. Коринфские капители я  сделал по рисунку со знаменитого римского храма Кастора и  Поллукса, естественно, в уменьшенном размере, с пересекающимися средними волютами, что было интересно. Затем, поскольку там пилястры с раскрепованными карнизами, то к этой креповке я сделал фронтон. Удлиненные модульоны я встречал в Италии только тогда, когда они были прямоугольного сечения, а когда они с акантовым листом - такого не видел. Вот я решил попробовать это сделать. Насколько удачно? Ну, что сделано - то сделано.

Затем, мы встретились с Михаилом Юрьевичем на стройке  на объекте Туполев-Плаза. Там был маленький сарайчик,  одноэтажный и в разрушенном виде практически погибающий конструктивистский цех бывшей туполевской лаборатории. Попытаться остановить эту реконструкцию с превращением его в стеклянный прямоугольный параллелепипед, было абсолютно невозможным и глупым донкихотством, поэтому я не стал даже об этом заикаться. А, поскольку, это был объект не мой, я не занимался, собственно, этим объектом, то я и не имел права внедряться в коммерческие планы Михаила Юрьевича.

Что же касается задания на реконструкцию сарайчика, то Михаил Юрьевич в двух словах описал мне свою идею: конструктивистские здания облицовываются стеклом, особняк с моими деталями отражается в них. Так, собственно говоря, и получилось, идея очень яркая. Действительно, отражение в стекле является чуть ли не более интересным, чем сам дом. К сожалению, Михаил Юрьевич поторопился, он всегда торопится, и не дал нам возможности разработать другие чертежи, и, соответственно, другие детали, и мы были вынуждены использовать те же пилястры, те же сандрики, те же наличники на окнах, что и на доме на Николо-Ямской. В то  время как тот домик на Николо-Ямской был маленьким, а этот особняк, который мы делали трехэтажным, я сделал с высотой этажа в 4,50м, то есть очень роскошный. Он летит, поскольку стоит на некоторой возвышенности, он стоит, конечно, чрезвычайно выгодно, и, конечно, эти детали там кажутся мелковатыми. Но, к счастью, оконные сандрики очень вытянули все. На предложение, которое я сделал, Михаил Юрьевич сказал: «Да-да, все хорошо, но делать будем из повторений тех деталей, которые у нас уже изготовлены были на Николо-Ямской». Тогда, к сожалению, я не смог настоять на том, чтобы этого не делать, а сделать новые, тем более, что не так уже это было бы и долго делать. После окончания Михаил Юрьевич часто сетовал на то, что мелковато. Тем более, что мы одновременно делали здание на Большой Почтовой, которое решено мной крупно, и ему нравится чрезвычайно. На так называемом заднем фасаде Михаил Юрьевич сам решил сделать большой витраж. Это выглядит на самом деле неплохо, несколько неожиданно. Для моих друзей, любителей постмодерна, это оказалось, вообще, замечательным открытием. На мой взгляд, это, конечно, никакое не открытие, ну раз им так нравится, я рад. Но зато, я смог поправить задний фасад, так сказать, превратив в равный главному, и сделал на нем портик из четырех колонн, которые, на мой взгляд, очень украсили этот фасад и завершили его в достаточной мере логично. Так что с улицы Радио этот фасад хоть он и в глубине квартала, выглядит законченным и цельным. Безусловно, все здание очень украсил и сделал монументальным - цоколь с бриллиантовым рустом и промежуточный карниз. Чтобы как-то исправить положение с масштабом, и увеличить роль цоколя мне удалось вынести стену первого этажа на полкирпича, что создало впечатление, будто бы на цоколе стоит легкий двухэтажный особняк. Этот мотив – единственное, что осталось из моего первоначального эскиза. В эскизе было пять осей окон, а не семь, как сейчас, портик был без пьедесталов, поскольку ордер был крупнее, карниз был более масштабным, с крупными деталями. А цоколь был таким же. Эту тему я взял из замечательных объектов Константина Михайловича Быковского: со здания университетской библиотеки на Моховой и с Зоологического музея. Руст, конечно, там крупнее, но к этому размеру здания этот очень подходит.

Одновременно со строительством главного дома мы должны были сделать маленькую будку охраны. Задание Михаила Юрьевича звучало еще более серьезно: «Дмитрий Борисович, сделайте эту будку в хороших пропорциях!» Вот это задание! Кто ж теперь о пропорциях говорит!? От удивления и чувства ответственности, я быстренько посчитал, 5 м на 5м в плане и на 8 м в высоту, -  это будет в «золотом сечении». Главное, надо было трубы байпаса спрятать, да так, чтобы они входили в вертикальную стену, а не в перекрытие сверху, дабы не текло. К счастью, удалось сделать будку в той же архитектуре с бриллиантовым рустом и с могучим, вынесенным вперед промежуточным карнизом, который я перенес с особняка. Михаил Юрьевич попросил сделать еще и фонтан. Фонтан с маской льва мы недавно переделали в литом бетоне, в материале, которым занимается мой друг скульптор Вячеслав Котов и его фирма «Рококо».

В целом же, в этом здании есть образ некой венецианской готики или бельгийских кружев, - некая ажурная пластика стоит на тяжелом венецианском же, но уже барочном рустованном низе.

Что касается деталей, я уже говорил, что мы вынуждены были повторить детали, выполненные для Николо-Ямской, ну получилось достаточно мило. Всем почему-то это нравится, хотя мне сейчас кажется, что я и этот бы дом делал не так, то есть не только тот на Николо-Ямской, но и этот, тем более, что был проект, значительно более масштабный. Я его делал, действительно, по каким-то своим впечатлениям об архитектуре Константина Михайловича Быковского. О его архитектуре на Девичьем поле, где французская тема лопаток, объединяющая второй и третий этаж, или, может быть тема ордера, это не так уж важно, стоит на цоколе, на таком или другом тоже существенного значения не имеет. В общем, по поводу того, каким должен быть руст, следовало  бы подумать, просто надо делать монументально. Главное, чтобы было не семь осей, а пять, не семь окон на фасаде, а пять и соответственно было бы более крупным членение стены, видимо, были бы более крупные наличники, как я уже потом сделал на Большой Почтовой. 

Итак, параллельно с тем, как мы заканчивали дом на Туполев-Плаза первой очереди, мы начали делать еще один объект Михаила Юрьевича - это особняк на Большой Почтовой. Это реконструкция маленького домика, проще говоря, снос, практически, полутора этажей дома конца девятнадцатого века. Сохранить его было невозможно и вряд ли необходимо.

Наша задача была в усилении фундаментов, и в том, чтобы нарисовать какой-то свой фасад. Тут я воспользовался своей давней мечтой о неком воссоздании дома Прозоровского Баженова, который стоял на Большой Полянке. Отсюда тема пяти осей и двух ризалитов, с двумя пилястрами большого ионического ордера на каждом - тут я смог осуществить ее в полной мере. Высота этажа здесь тоже была 4,50 м, кроме верхнего этажа, который был сделан пониже специально для того, чтобы потом за аттиком  этого третьего этажа разместить в глубине еще четвертый этаж. Не мансардный, как он осуществлен сейчас, после ремонта кровли, поскольку протекала плоская кровля обходной галереи, что существенно испортило дом. Сейчас снесены шары, и, конечно, испорчена балюстрада, может быть, мы сможем ее еще когда-нибудь отреставрировать. Понятно, что окна за балюстрадой в архитектуре бывали, и может быть не стоит по этому поводу огорчаться, но вместе с тем, конечно, тот дом, который был сделан нами и простоял в течение трех лет сейчас исчез. Ну, это жизнь объекта.

Что касается архитектуры, я действительно смог сделать, то, о чем я в каком-то интервью говорил, что это дом памяти дома Прозоровского на Полянке и одновременно дом памяти дома Долгова на проспекте Мира. Интерес заключается в том, что в доме, сделанном мной, объединились оба эти объекта, были они сделаны Баженовым совершенно под кальку, это общеизвестно, также как еще существует совершенно ободранный дом на Новой Басманной улице, где стоит точно такой же трехэтажный куб с лопатками без деталей. Это интересный показатель того, что сам Баженов повторял свои собственные объекты в разных  местах Москвы. Его же собственное повторение дома с угловой ротондой с Воздвиженки – на углу Маросейки - это тоже признак того, что некоторая типизация возникает со временем.  При повторении своего проекта, Баженов оставлял композицию, но изменял ордер и детали.

Для того, чтобы сходство моего здания с баженовским было большим, я постарался сделать ионические пилястры и капители с флигелей дома Пашкова. Выполнили мы их, конечно, грубей, чем они сделаны у Баженова, но, по крайней мере, сделали такие же подвески и акантовый лист в середине, в общем, хотелось сделать максимально близко к подлиннику. Что касается карниза, то карниз был нарисован мной совершенно самостоятельно. Но он, конечно, напоминает  карниз дома Пашкова и карниз дома Прозоровского по тем гравированным листам, которые есть по фасадам дома, и фотографиям дома Прозоровского, которые напечатаны в книге Згуры о  Баженове.  Помимо этого, к баженовским я отношу и происхождение наличников второго этажа. Я попытался сделать наличники с его дома Долгова, но, правда, тут они должны были быть несколько сокращены, сандрики не должны были быть такими широкими, потому что мне надо было там разместить еще на втором этаже три эдикулы, которые я хотел сделать в диалоге с палаццо Тьене Палладио в Виченце и  жилым домом Тарасова на Спиридоновке И.В.Жолтовского. Я увидел, что в натуре и у Палладио и у Жолтовского на эдикулах пять муфт. Я же сделал четыре муфты по палладианским чертежам, мне показалось это интересным в качестве разговора о том, что у Палладио предполагалось сделать четыре муфты, и неизвестно, кто сделал пять муфт. Под руководством ли Палладио это было сделано или это сделал подрядчик по какому-то своему собственному усмотрению, или это сделал тот, кто разрабатывал рабочую документацию для Палладио. Муфты на нашем доме удалось сделать в натуральную величину, конечно, балконы и балясины уже не палладианские, потому что они бы там не поместились. А поэтому стоят эти эдикулы на моих пьедесталах с нарисованными мною балясинами. Что касается абсолютных размеров эдикул, то они сделаны, по чертежам Палладио, но там размер этажа совершенно другой. Здесь размер этажа 4,50 метра, там метров семь, поэтому там есть поле стены, но у меня на доме тоже не кажется, что они разрушают стену. Помимо этого, мне удалось сделать довольно красивую фактуру на муфтах и на замках. Мы долго искали, пробовали отливки сделать из какого-то мусора, который нужно было залить гипсом, чтобы приобрести нужную нам фактуру, как вдруг, на стройке я увидел, что под асфальт укладывают роскошный мелкозернистый гранитный гравий. Я попросил у ребят полведра этого гравия, и мы залили этот гравий, и получилось острая мелкая тонкая фактура удивительной красоты, что было и наклеено на муфты и на замковые камни.

Помимо этого, мною нарисованы наличники первого этажа, третьего этажа и там удалось выполнить капельки и все-все элементы, и мы даже сделали подшивку балконов с орнаментом из тех кругов, которые у меня использованы в виде пояса вокруг цоколя. Так, что выполнено все и между модульонами, которые держат малые балконы, сделаны ложки так, как полагается.  Главное, что очень внимательно сделан проект. Михаилу Юрьевичу он тоже очень нравился, и он очень жалел, что ему пришлось этот дом продать.

Затем, в продолжение Туполев-Плаза -1,  мы начали делать стеклянный корпус над лабораторией. Там была довольно сложная ситуация, связанная с тем, что функционировала бойлерная, и мы должны были ее своими конструкциями обойти.

     Мы начали делать второй корпус - пристройку к лаборатории Туполева. Там был двухэтажный объект тридцатых годов. Я с большим сожалением вспоминаю о том, что  даже не сфотографировал его, потому что это был хороший, настоящий качественный в художественном отношении объект Ар-Деко.

Там был сделан над вторым этажом коробовый свод, с очень тонкой железобетонной скорлупой, с диагонально по ромбам идущими ребрами жесткости, настоящими готическими нервюрами. Это было очень красиво. Ну, пускай это останется в этих моих воспоминаниях.

В результате, оставили только кусок работающей бойлерной. Мы поставили между оборудованием свои металлические конструкции, перекрыли это все по металлу железобетонными перекрытиями, и предполагалось, что это будет стеклянный параллелепипед.

Как-то, в очередной раз мне звонит Михаил Юрьевич и говорит: «Дмитрий Борисович, что-то я устал от стекла на этом доме, сделайте-ка фасад, выходящий на улицу в Вашей архитектуре. Я, правда, через неделю уезжаю, сможете успеть?» Я говорю: «Ну, конечно, смогу». Я с удовольствием начал работать. Встретились мы, действительно, перед отлетом Михаила Юрьевича в Америку, в машине и я показал ему два варианта. Один вариант был сделан с крупными арками, их было четыре. Четыре крупных арки и два узких простенка с окошками и большими колоннами, и вариант в глухой архитектуре, трудно его пересказать, в общем, это была другая тема. Ему понравилось больше с арками. Я прибежал домой, сказав, что нравится Михаилу Юрьевичу этот, на что мой сын Андрей мне сказал, что с четырьмя арками делать нельзя, что надо делать с тремя арками как у Лялевича на Невском проспекте в здании торгового дома «Мертенс». И, что, вообще, тема трехарочной композиции восходит к базилике Максенция в Риме, и, что никаких других вариантов быть не может. Таким образом, он фактически повлиял на то, что объект превратился в тот, который мы сейчас  видим. Вообще, его роль в этом объекте уже была достаточно ощутима. Если еще раньше я делал фактически без него и только показывал ему результаты, он был очень доволен Большой Почтовой, в меньшей степени, как и я, объектом - на Туполев-Плаза, первым  корпусом. Михаил Юрьевич тоже довольно часто говорил мне в те годы: «Эх, мелковато».

А что касается этого дома, то Андрюша как бы наложил кальку на мой проект, где арок стало три, и получилась некая ассимметрия в расположении арок на фасаде относительно простенков, что мне показалось очень современным. И сейчас кажется достаточно интересным. На самом же деле, это решение было связано с тем, что уже стоял металлический каркас - я не мог делать архитектурные колонны, не связанные с металлическим каркасом, потому что не за что было бы их крепить. Можно было бы сделать усиленные простенки и это конструктивно понятно, но, все же, когда делаются арочные проемы и где-то в непонятном месте в арке появляется несущая колонна за стеклом, это кажется уж слишком лихо.

Итак, фасад, выполненный слева от стеклянного корпуса, мы сделали с разной шириной простенков. Слева с двумя окнами, справа – с одним окном между колоннами большого ордера. Во время строительства Михаил Юрьевич добавил еще узенький шестиметровый домик с правой стороны от стеклянного корпуса. Мы его построили в этой же архитектуре, но с малым ордером и большим карнизом, что, конечно, создало чрезвычайно интересную композицию, на мой взгляд, очень обостренную.

Генподрядчик нам помог тем,  что сделал огромные швеллера для крепления венчающего карниза.

Мы делали детали по чертежам Андрея. Он сделал композитную капитель колонны малого ордера с арки Септимия Севера с римского форума, оттуда же и карниз, архивольты я нарисовал сам. Огромный замковый камень нарисовал Андрей по замку с той же арки несколько больше натуральной величины, с тем, чтобы захватить архитрав большого ордера. В эскизном проекте я рисовал фигуры в замках и стоящих римских воинов над первой и четвертой колонной аркады. Михаил Юрьевич попросил воинов не делать. Что касается фигур в замках, то я хотел на акант посадить фигуру Лоренцо Великолепного Микеланджело по аналогии с тем как Лялевич на доме Мертенса на Невском на замки посадил роденовского мыслителя. И у Микеланджело так же Лоренцо - мыслитель в образе античного воина. Но когда мы сделали замки, стало ясно, что конструктивно удержать огромные скульптуры не удастся. И тогда я поставил их над колоннами малого ордера.

Тут, вполне неожиданно для меня, оказалось возможным вновь повторить колонну Пантеона, что я с радостью и сделал. Но смысл был не просто в повторении колонны Пантеона. Никаких чертежей по Новинскому у меня, конечно, не осталось (я имею в виду увеличенный ксерокс с гравированных чертежей Дегодэ из книги о пяти ордерах Виньолы). Весь смысл был в попытке еще раз выполнить карниз и капитель Пантеона с правильными пропорциями и размерами, и в лучшем пластическом исполнении. К этому времени я уже точно знал чего мне надо добиваться от лепщиков для достижения максимально точного воспроизведения образа капители Пантеона.  

Я очень долго переживал за то, что на Новинском бульваре, капители имеют пластический образ, не соответствующий образу капителей Пантеона. И этому две причины. Первая заключается в том, что скульпторы, которые лепили капитель не видели капитель Пантеона в натуре, и поэтому не могли уловить пластику акантов и пластику движения формы в целом. Но, главное, в моей ошибке. Я выполнил чертежи по гравюрам Дегодэ, в которых радиус круга, куда вписывается абака капители, равен нижнему диаметру колонны, и это по правилам. Иначе говоря, диаметр круга, в который вписывается абака, равен 72 партам. И не прочитал в таблице, посвященной размерам абаки коринфского ордера в комментариях к книге о пяти ордерах Виньолы, о размерах абаки капители Пантеона. По таблице - диаметр абаки капители Пантеона равен 77 частям. При нижнем диаметре колонны Пантеона равном 1440 мм, а мы с Андреем обмерили в натуре длины окружностей не менее десятка колонн Пантеона, и этот диаметр является средним арифметическим, парта равна – 1440 : 36 парт = 40 мм. Диаметр круга, в который вписывается абака по правилам равен - 40 х 72 парты = 2880 мм, в Пантеоне – 40 х 77 = 3080 мм. Разница составляет - 3080 – 2880 = 200 мм! Для образа капители – это колоссально. Капитель Пантеона с одной стороны, кубаристая, с другой стороны, увеличенный диаметр абаки и следующее за ней раскрытие волют, создает ощущение полета. Конечно, я могу ссылаться на Дегодэ, что он, мол, он не обмерил, а выполнил чертежи по правилам, но на этом примере я научился еще более внимательно смотреть на натуру, изучать тексты и пр. Поняв все ошибки и исправив их, мне это удалось сделать капитель на Туполев – Плазе -2 максимально соответствующей образу капители Пантеона. И это видно сейчас в натуре, и  что правильно нарисовано и очень красиво вылеплено с прорезанными отверстиями в акантах – «глазками», которые служат и большей прозрачности и легкости листа и дают игру света с солнечными бликами и «зайчиками». Эти капители лепил мой замечательный Атанас Атанасович Иванов, который лепил все детали на моих объектах после Новинского бульвара.

 На Туполев – Плазе -2 мы начали изготовление архитектурных деталей с гигантского венчающего карниза. Любопытно, что на основной части карниза монтажники ошиблись и у модульона они повернули профилек не каблучком, а гуськом, на правой части я попросил их все же поправить. В целом,  мы выполнили, наконец, пантеоновский карниз максимально аутентично, так что в Москве - два пантеоновских ордера, на Новинском бульваре и на  Туполев - плазе - 2. Правда, на Туполев – Плазе – 2 я сделал свои базы, это - вариация на тему римских баз с моим ощущением того, что бы хотелось сделать. Это не копия ни с одной античной базы, что, в общем, приятно одновременно и с тем, что я впервые в российской архитектуре сделал нарезанные базы на улице, что  является редкостью со времен Древнего Рима. По-моему, никто не делал нарезанных баз даже в пятнадцатом веке в Италии,  за исключением Сант Андреа в Мантуе у Альберти. Альберти сделал нарезанные базы различного рисунка и по-разному нарисованные капители.

Помимо того, что Андрей  делал с прототипов капители и карнизы, он же нарисовал самостоятельно все варианты наличников. Андрей нарисовал и наличник четвертого этажа, очень красивый, который мы с ним любим, микеланджеловский, с собора Святого Петра, и затем все остальные наличники тоже сделаны по его проработкам. Мы их доводили до рабочей документации. Все наличники очень сложные, просто невероятно,  и выполнены в достаточной мере внимательно, конечно, если сейчас это было бы сделано в литом бетоне, можно было бы получить объект небывалой красоты и величия.

Весной 2006 года состоялся у меня с Михаилом Юрьевичем очень показательный телефонный разговор. Осенью 2005, весной 2006 года я возглавлял кафедру архитектуры в академии живописи, ваяния и зодчества И.С.Глазунова, преподавал проектирование. Как-то вечером я повел группу учеников пятого курса посмотреть уже почти законченное здание на Туполев – Плазе - 2, мы только что сняли леса. Стоим на стройке, я показываю, что мы сделали, звонит Михаил Юрьевич:

- Дмитрий Борисович, помните, у Вас над окнами второго этажа…

- Щиты?

- Да, …что-то они пустоваты. Не подумаете ли Вы о том, чтобы их заполнить?

- Гирляндой?

- Да!

Ну, естественно, мы тут же придумали гирлянду. Но, что очень интересно. Интересно, что темпераменту Михаила Юрьевича и его чувству красоты требуется еще большая барочность, еще большая насыщенность деталями, чем я ему предоставляю.

На самом же деле барокко не очень получается, скорее,  не столько потому, что я его не люблю или не знаю. Оно очень трудно в вычерчивании рабочей документации, другое дело - оно так же и безумно трудно в исполнении, что очень важно. Но надо сказать и о том, что у нас никогда бы не хватило денег на барокко, потому что и так мы делаем все на минимуме, который Михаил Юрьевич выделяет на строительство. Поэтому барокко вряд ли  возможно было бы осуществить. 

Параллельно с этим мы делали гигантский римский карниз высотой  и выносом в 2 метра, длиной 220 метров на реконструируемом нами промышленном здании Верейская–Плаза – 1, который Михаил Юрьевич превращал в респектабельный офисный центр. Такого римского карниза никогда не было в Москве. Заканчиваем мы карниз, чуть позже заканчиваем фасад на Туполев–Плазе - 2 в июне, звонит Михаил Юрьевич и говорит:

- Я хотел бы попросить Вас сделать входную арку, я сейчас заканчиваю новое здание Туполев–Плаза - 2, сделайте-ка свое предложение.

 Я принес Михаилу Юрьевичу пару вариантов, я нарисовал один вариант с аркой, другой с колоннами, но в том были простенки вместо угловых колонн. На простенках был бриллиантовый руст, который сейчас осуществился на квадратных колоннах. Михаил Юрьевич попросил облегчить немного. Я принес вариант с квадратными колоннами по углам. Все. Начали мы работу над этим портиком, причем времени на проектирование не было никакого. Я повторил круглые колонны с Туполев-Плаза – 2. Мы перерисовали базы и стали работать над разработкой квадратной колонны.

Наша задача состояла в том, чтобы за то время, пока строится металлический каркас, мы бы еще успели разработать квадратные колонны и капители к ним. Тут стоит вопрос о том, как делается квадратная колонна относительно круглой. На эту тему нет никаких чертежей и описаний в истории архитектуры, поэтому нам пришлось сочинять свой способ построения. К этому времени у меня были уже сделаны квадратные пилястры с вариантом  коринфской капители. Такая капитель сделана на Николо-Ямской, на Туполев–Плазе – 1 и на Туполев–Плазе – 2. Во всех случаях капитель была сделана по придуманному мной способу, когда за счет перехода от квадратного в плане колокола внизу у астрагала к круглому в верхней части, получается возможным использовать абаку от круглой капители. Переход от кубической формы к перевернутому усеченному конусу  делается в виде четырехгранной пирамиды, врезанной в конус,  он скрыт угловыми акантами и малыми акантами первого ряда, таким образом, что рога изобилия, откуда начинают движение  волюты, устанавливаются уже на конусной поверхности, отсюда и волюты такой капители те же, что и на круглой. Мне эта выдумка понадобилась, когда мы делали детали к подмосковному особняку, спроектированному под Елагин дворец в Петербурге (автор - Борис Уборевич-Боровский). Там нужно было сделать так, чтобы не было вопросов у заказчика относительно несовпадения углов абак круглой капители и пилястры друг с другом, в случае, если бы я сделал их как должно, и как делалось в Древнем Риме, например, на арке Септимия Севера. Но все же точных правил построения абаки на квадратной колонне или пилястре (будь она без энтазиса или с энтазисом) нет. На квадратной колонне портика на Верейской я предложил вариант, при котором колокол имеет квадратный план по всей своей высоте. От сюда следует, что и абака также становится большего размера при сохранении размеров волют. Здесь я не был скован необходимостью соразмерить обе абаки друг с другом, поскольку колонны стоят на большом расстоянии друг от друга. 

 Наверное, на эту тему могут быть споры, потому что двухтысячелетний опыт истории архитектуры довольно большой. Каким-то волшебным образом римляне делали это не так, как сделал я, я наверное утрировал весь этот сюжет, но мне кажется, что я сделал капитель в достаточной мере убедительно.

На Туполев–Плазе - 2 была еще в художественном отношении главная идея  - это идея некоторого диалога с Палладио. На мой взгляд, Палладио программно делал на своих венецианских церквях римский пантеоновский ордер как некий образ Пантеона. И не важно, что колонны всех его четырех церквей с композитными капителями, и не имеет значения, что реальные размеры колонн чуть меньше колонн Пантеона. Главное, - это масштабный и размерный камертон, привезенный им из Рима в мелкомасштабную Венецию. Малый ордер всех церквей – коринфский. Самым интересным в композиционном решении главных фасадов четырех церквей является образ. Да, решение фасада базиликальной церкви к этому времени было предпринято в нескольких примерах, скажем, Сан Миньато или Санта Мариа Новелла во Флоренции, но Палладио довел решение фасада до удивительной законченности и художественной выразительности.

Моя попытка расшифровки образности фасадов его церквей заключена в том, что на фасадах, на мой взгляд, изображено в качестве барельефа пространственное, кулисное построение портиков таким образом, будто бы центральный  четырех колонный портик стоит впереди, а за ним вдалеке расположен еще один восьми колонный портик, с колоннами того же размера. Второй  портик находится настолько далеко, что на картинную плоскость он проецируется как портик с малой высотой колонн. В этом заложен ответ Палладио на вопрос о втором фронтоне Пантеона. Будто бы он остался от второго портика вдвое более широкого, чем ныне существует. Как будто бы один портик стоял перед вторым, что вполне могло быть, и было бы очень интересно. Кстати, вариант расшифровки наличия второго верхнего фронтона у Пантеона как остатка от портика с большими по высоте колоннами художественно не убедителен, поскольку пропорционально при колоннах большего диаметра был бы очень маленький интерколумний между колоннами, это был бы какой-то египетский портик, чего у римлян не могло быть. Итак, у Палладио на фасаде мы имеем большой и малый ордер. В каждом случае Палладио решает отношение малого и большого ордера по-разному. То карниз малого ордера проходит сквозным горизонтальным членением как в Сан Джорджо Маджоре, то карниз малого ордера разрывается, и превращается во фрагменты, связанные только с главным входным наличником и боковыми портиками с разорванными фронтонами как в Иль Реденторе. Конечно же, наиболее интересным является решение уплощенных карнизов в тех местах, где карнизы могли бы столкнуться с фустом колонны большого ордера, и хочется этого, по возможности, избежать. Палладио дает несколько вариантов, и всегда блестящих, решения этой проблемы. Он иногда заворачивает карнизы малого ордера перпендикулярно стене, и тем самым, не  позволяет врезаться малому карнизу в фуст колонны большого ордера как в Сан Винченцо дела Виньа, иногда, наоборот, он осуществляет это столкновение, эту врезку как в Сан Джорджо Маджоре. В случаях поворота карнизов, Палладио виртуозно уплощает карнизы, превращая их в барельефы, иногда оставляя от венчающей части карниза только верхний гусек, иногда кроме верхнего гуська остается фриз и поддерживающая часть карниза. ОПИСАТЬ ПРИМЕРЫ. Именно с моим решением композиционных и масштабных вариантов сочетания большого и малого ордеров, столкновения карниза малого ордера с фустом колонны большого ордера, мне хотелось бы вступить в диалог с Палладио и с И.В.Жолтовским, что для меня было чрезвычайно интересно и поучительно.

Мне кажется наиболее интересным осмысление Палладио сочленения фуста колонны и карниза, осмысление необходимости столкновения их или, наоборот, решение о том, чтобы этого столкновения максимально необходимо избежать. Осмысление необходимости поворота карниза малого ордера перпендикулярно стене в непосредственной близости к фусту колонны большого ордера и далее уплощения карниза, а так же художественности этого приема. А так же, собственно, рисунка уплощения карниза, который был придуман Палладио (такое складывается впечатление, что до Палладио уплощенного карниза не делал никто), и использован несколькими его последователями в Венеции и Жолтовским.

Еще несколько слов о капители коринфского ордера. Я настаиваю на том, что капитель Пантеона является лучшей коринфской капителью в мире. Помимо пропорций, капитель Пантеона имеет фантастически тонко нарисованные аканты с опущенным одним лепестком, и что аканты, соединяясь в единую поверхность, образуют удивительную синусоидальную линию, бегущую снизу вверх. Этого движения в акантах нет ни в одной из замечательных коринфских капителей как Рима, так и, скажем, коринфских капителей собора Св. Павла в Лондоне в колоннах первого яруса, где капители нарисованы превосходно.  В Пантеоне удивительно тонко вырезаны волюты с прозрачными завитками, выходящими по спирали вперед как бараньи рога. Только пятнадцатый век в Италии делал подобные прозрачные волюты. И несколько слов о капители пилястры. Мне никогда не удастся узнать радиусы (как внешний, так и внутренний) построения абаки пилястры Пантеона, но что можно увидеть, так это то, что колокол пилястры построен по квадрату и имеет прямое завершение под абакой безо всякой попытки сымитировать округлость капители (в отличие, скажем, от коринфской капители пилястры собора Св. Павла). Это крайне красиво. И, что еще очень красиво как в капители пилястры, так и в капители колонны, - это ее прозрачность, не забитость пластической массой. Это хорошо видно в сравнении с двумя барочными капителями, выполненными с восточной стороны портика.      

          Говоря о квадратной композитной капители портика на Верейской, можно добавить к уже сказанному, что при желании сделать абаку не очень сильно раскрытой, при квадратном колоколе можно сделать несколько уменьшенными диски капители, что сделано, например, в интерьере собора Св. Павла в Лондоне, но, когда композитная капитель на круглой колонне имеет большие диски, а на квадратной уменьшенные, и они находятся рядом друг с другом, это выглядит странно. Можно еще делать композитную капитель с изогнутыми и раздвигающимися дисками волют в месте соединения их с колоколом капители, как сделано у Жолтовского на здании Горного института на улице Вавилова, этот прием взят им со здания банка Виньолы в Болонье. Этот прием позволяет значительно легче решить проблему соединения волют с колоколом квадратной колонны или пилястры, где угол квадратного эхина с иониками хорошо входит в раскрытые волюты. Но сказать, что раскрытие волют - красиво, - не получается. Видимо, самая совершенная и гармоничная  композитная капитель - у Палладио на палаццо Капитанио, у Жолтовского на жилом доме на Моховой и может быть на колоннах Меркато Нуово во Флоренции.  

И, наконец, квадратная колонна на Верейской – Плазе – 2. На углу фуста квадратной колонны 900 на 900 мм стоит рама, внутрь этой рамы я вставил по три пирамиды в каждом ряду, это получилось по воспоминанию о пилястре на углу готической части палаццо Тьене в Виченце. Это получилось красиво, как обычно я сделал римские нарезанные базы, кроме этого, Атанас Атанасович дорвался до того, чтобы сделать каннелированные круглые колонны. В 2008 году я на офисном здании «СУ-155» на  Малой Ордынке, 15 с фирмой «Город Богов», который возглавляет Виктор Тришин, из стеклопластика выполнил совершенно блистательно каннелированные ионические колонны.

Параллельно с портиком, который мы пристраивали к дому из голубого стекла на Верейской, Михаил Юрьевич нам задал спроектировать новое здание охраны и фонтан перед въездом на территорию комплекса с тем, чтобы снять забор. Я принес Михаилу Юрьевичу два, три варианта фонтана, это были эскизы Андрея - он выбрал один из вариантов, и показал ему картинку башенки в акварели в маленьком масштабе, которую мы потом осуществили. Надо сказать, что я очень волновался, что ее не будет, даже в меньшей степени я волновался за фонтан, потому что нужно было каким-то образом создать преграду перед въездом. Необходимо было убрать строительный забор. Нельзя было просто взять и поставить какой-то ажурный забор на стену с перепадом полтора метра и на этом все закончить. Михаил Юрьевич задолго до реализации говорил мне о его желании сделать во всю длину существующего забора фонтан. И, наконец, мы построили невысокую подпорную стену, на которой монтируется довольно красивая ограда, а перед этой стеной сделан гигантский тридцатиметровой длины барочный великолепно выполненный фонтан. Это, действительно, получилось очень красиво. Андрей нарисовал фонтан легко и свободно, мы вычертили, и строители чертежи запустили в AutoCad,е в нивелир, и разбили все это с точностью до микрона. Потом отдали на завод делать облицовку. Там накрывочный камень из плит невероятной длины и с барочными радиусными кривыми. Дух захватывает от линий изгибов, мощи и масштаба.

Осенью 2006 года мы начали делать башенку. Как-то долго она не садилась на место. Когда башня была выстроена вчерне, строителям показалось, что она высоковата и похожа на шланг, настолько она казалась длинной и узкой. Я страшно боялся, что строители на свое усмотрение сократят высоту башни, я так до сих пор не знаю, то ли они сократили высоту на три ряда, то ли нет, сейчас уже никто не вспомнит. Быть может она немножко подсела по высоте, и поэтому, может быть, несколько сблизились плотно стоящие элементы орнамента. Я сделал ее вдохновенно, на одном дыхании, потому что показалось, что надо сделать ее в качестве напоминания об известных памятниках архитектуры. С одной стороны, в качестве памяти о грандиозных круглых башнях замка Сфорца в Милане, с их гигантскими бриллиантовыми рустами, черного гранита, которыми выложена вся поверхность замечательных башен. Конечно же, зубцы на круглой башне сделаны как воспоминание о римской круглой башне Цецилии Метеллы с достаточно мелкими романскими белокаменными зубцами, попавшими на завершение цилиндрической части башни МГУ на Воробьевых горах.  С другой стороны, в память потрясающего фасада церкви Джезу в Неаполе, выполненного полностью из черного гранита с бриллиантовым рустом и рядом стоящей колокольне с гигантским валом цоколя. Отсюда правильный, то есть преувеличенный, размер цокольного вала на наших башнях, чтобы было ясно, - башня маленькая! Конечно, хотелось не забыть о знаменитом неаполитанском замке с его потрясающими башнями на гигантских расклешенных цоколях и проекте триумфальной арки моего деда Григория Борисовича Бархина, спроектированной для Севастополя в 1948 году. Конечно, любая архитектура неоготики будет адресовать всех к Царицыну. Главное, не хотелось упасть лицом в грязь перед баженовским шедевром с его совершенно фантастическим по изысканности мостом через овраг и входным мостом-аркой. На квадратной башне я решил попробовать выполнить в качестве карниза знаменитый баженовский игольчатый архивольт с арочного перехода. Я в шутку говорю о том, что эти башни остались от ограды имения князей Верейских, располагавшейся в этих местах в XVIII веке. Важно было не ошибиться в масштабе, чтобы не сделать мелко. А, ведь, эти башни всего лишь контрольно-пропускные пункты! В целом, мне кажется, что это очень большая удача, это показатель того, что можно и сегодня делать ненормативный классицизм, который когда-то вызвал отторжение в XVIII веке. Почему, собственно, была так с большим интересом воспринята неоготика, как альтернатива, которую тогда делали несколько замечательных архитекторов – В.И.Баженов и М.Ф.Казаков в Москве, отец и сын Нееловы и Ю.М.Фельтен в Петербурге.

Наконец, мы в 2008 году закончили довольно большой объект. Это решение фасадов офисного центра фирмы «СУ-155» на Малой Ордынке, 15. Сначала  сделали довольно много эскизов фасадов, а параллельно разрабатывали уже рабочие чертежи. Мы осуществили на этом объекте несколько для меня интересных деталей. Во-первых, мы сделали грандиозный венчающий карниз. Меня подвигло на то, чтобы сделать этот грандиозный венчающий карниз то обстоятельство, что этот дом имел правильно выполненный вариант обходного выносного монолитного железобетонного лотка для того, чтобы с мансардного этажа и кровли удалять воду. И вот этот лоток надо было каким-то образом обыграть, иначе говоря, классическим профилем карниза этот лоток обойти было не возможно.

Нужно было придумать что-то, что было бы связано с воспоминанием о карнизе Канчелерии или о знаменитом венчающем карнизе четвертого яруса Колизея. Очень не хотелось делать что-то мелковатое. Есть  очень хороший пример такого рода, карниз на жилом доме сороковых годов напротив метро Проспект Мира радиальная. Есть еще ряд подобных карнизов, может быть чуточку более мелкого масштаба, в частности, похожий карниз на  доме М.П. Парусникова на улице Горького (Тверской) на площади Пушкина. Но, главное, у нас небольшая высота дома,  всего 18 метров, а в перечисленных примерах высота под тридцать метров, в Колизее – отметка верха карниза -51 метр. Для меня стоял вопрос, можно ли карниз Колизея опускать так низко, не раздавит ли он дом? С другой стороны, у меня не было выбора. Железобетонный короб надо чем-то прикрыть. Бетон был отлит чрезвычайно неряшливо, поэтому архитектурный вынос было необходимо сделать таким, чтобы карниз можно было удобно монтировать и сделать по шнурке. Когда мы прикинули надеть на существующий железобетонный  короб карниз Колизея, оказалось, что он садится идеально.

          Андрею показалось, что у Колизея малоинтересное завершение карниза четвертого яруса и, что он фактически сделан как два архитрава один над другим, - поддерживающая часть собственно архитрав, потом огромный модульон, а выше  так же профиль архитрава, то есть просто три фасции и каблучок, иначе говоря, - маловыразительная венчающая часть. И тогда он нарисовал излюбленный нами и любимый Жолтовским гусь наклонный под 45 градусов, очень глубокий гусь,  у которого еще возникает капельник. Таким образом, мы сделали не совсем так, как это сделано в Колизее, а увенчали этот гигантский карниз еще некой венчающей частью, таким образом, вынос получился совершенно грандиозным. Ну, а для того, чтобы модульоны не казались чрезвычайно тяжелыми, по всей длине модульона мы сделали врезки под сорок пять градусов, и получился изогнутый триглиф, что, на мой взгляд, соответствует некому римскому впечатлению о монументальности.

Самое интересное, что этот грандиозный карниз не оказался тяжелым, он как металлический обруч на бочке стянул весь дом, собрал его воедино, объединил все его разрозненные части. Этот карниз смотрится так же как карниз на палаццо Медичи-Рикарди во Флоренции, он так же находится очень низко над землей, но не кажется немасштабным.

Помимо этого мы сделали пять, по-моему, разных архивольтов, почти готических по профилю, очень интересных, затем, мы сделали несколько, казалось бы типовых, но самостоятельно и художественно продуманных и  прорисованных наличников, с сандриками и без сандриков, с треугольными и лучковыми фронтонами и без них, с замками, в общем, есть ряд очень интересных. При том, что казалось, что проемы очень небольшие, и я боялся, что будет мелковато, но получилось вполне хорошо, и, что приятно, - есть красивые оконные наличники. Известен закон построения «хороших» наличником: первое, никогда не делать мелко, то есть ширину наличника нельзя брать меньше 1:5 от проема! XIX век делал и 1:10. Лучше сделать еще шире – 1:4!. При маленьких проемах полезно делать контрналичники, шириной в 1:2 наличника, и, наконец, второе, - это вынос от стены!, - нельзя делать маленький вынос от стены. Какой бы ни был узкий наличник, вынос от стены надо делать максимально возможным, но не менее 1:2 ширины.

И, наконец, там еще два аспекта. На основном фасаде, во дворе, там, где организован главный вход в здание, сделана ионическая колоннада. Казалось, что она могла быть трехэтажной, но заказчик выбрал двухэтажную, с пьедесталами с рустами. Меня как-то неожиданно осенило сделать руст бриллиантовым, а не плоским, и это, конечно, насытило фасад пластическим содержанием – торжественным и монументальным. В целом же, ионический портик стоит на рустованных пьедесталах на промежуточном карнизе очень красивого профиля, который, в свою очередь, венчает рустованный плоским рустом цоколь. Мы очень внимательно нарисовали античные ионические греческие колонны с греческими базами и  с греческим карнизом. Мне это было интересно. Хотелось нарисовать эти детали в память копии восточного портика Эрехтейона, выполненной в здании музея Изящных искусств (Изобразительных искусств им. А.С. Пушкина) на Волхонке. Никакой задачи стилистического единства не стояло и не стоит передо мной никогда. В этом моя позиция. Эклектика возникает сама собой как предложение деталей различных стилей, но блистательно нарисованных. Это как клумба из цветов различных сортов или сад непрерывного цветения.

 Сегодня, при полном недоверии заказчиков автору-архитектору  (это, порой, бывает вполне объяснимо и оправдано), при том, что заказчик не имеет, как правило, хорошего вкуса (не говоря о культуре!) и, когда заказчику хочется чего-нибудь повеселей и побогаче, о каком стилистическом единстве можно говорить. Помимо этого, мне, скажем, не хочется себя сдерживать какими-то стилистическими рамками, я хочу на фасаде сделать и маньеристские наличники как наиболее выразительные, и античный портик и прочее. И делаю. И получается интересно. В этом современность. Современность - не в «современном прочтении классики», скрывающем ее незнание и непонимание, а в свободном использовании всех стилей и направлений на фасаде одного здания. Я всеми силами борюсь против косноязычия в архитектуре. Я хочу показать, что можно не в самых благоприятных условиях делать очень тонкую и аутентичную классику.

В моих редких поездках по Подмосковью, я вижу богатейшие жилые особняки с чудовищно нарисованными деталями, которые еще и лепятся на фасад безо всякого понимания композиции и архитектурного смысла. Важно, что дом богато украшен  деталями (готовыми, а поэтому дешевыми! и разномасштабными!). Имеющиеся у подрядчика готовые (как правило, оставшиеся от предыдущего объекта!) детали просто подставляются одна к другой как в детской игре. Это, как правило, делается подрядчиком без архитектора или с архитектором ничего в классической архитектуре не понимающим. У подрядчика эта процедура называется – «обвесить» фасад. Он и обвешивает! Никакого отношения к композиции, к архитектуре наборы этих деталей не имеют. Особенно, это видно по интерьерам. Дизайнер помогает выбрать «подходящие», имеющиеся у подрядчика, готовые карнизики, полочки, цветочные фризы и прочую мишуру.  Подрядчик сам лепит одно к другому и получается то, что получается. Но, главное, все стороны остаются довольными, и заказчик и подрядчик. До сих пор у заказчика(!) и у подрядчика существует очень определенное мнение, что архитектор не нужен. Он только берет деньги. А то, что в результате такой «обвески» получается винегрет, заказчик, как правило, не видит и не хочет об этом знать. О задаче спроектировать «памятник архитектуры» речи не идет! В значительной степени от красоты, гармонии и грамотности, которую может заложить в проект только архитектор, зависит капитализация вложенных средств, но об этом никто не хочет знать.   

Насколько греческий карниз хорош, надо посмотреть на натуре. Понятно, что мы не превзошли в своем качестве замечательный верхний вестибюль станции метро Киевская (там натуральный мрамор!), но вместе с тем, это было возможное приближение. Мы сделали очень внимательные чертежи, фирма «Город Богов» выполнила восхитительно каннелированные колонны и все прочее.

А во входном портале, над которым мы работали несколько месяцев, они почему-то немножко напортачили и решили не переделывать, очень спешили (сроки были чудовищно короткими) и эмоционально устали. Во всяком случае, входной портал мы старались сделать в стиле высокого Ренессанса, что удалось. Выполнять его было очень нелегко. К сожалению, он закрыт довольно сильно мощным, вынесенным вперед козырьком. Но врезка козырька в стену сделана достаточно чисто и грамотно. Архитектура портала учитывает эту врезку.

В общем, двор получился чрезвычайно торжественным. Капители ионического ордера великолепно сделаны, в них немножко недопрорезаны ионики. Но вместе с тем, я считаю, что в целом, чрезвычайно чистая работа. Получилась великолепная балка карниза портика. Наконец мне удалось в первый раз в жизни сделать цельную вынесенную балку карниза, а не раскрепованный карниз на колоннах. Так что интересно взглянуть на этот объект, он вполне содержательный.

Ну и наконец, сегодня, мы уже почти заканчиваем замечательный объект, который нам достался случайно, это мы делаем в Подмосковье, в поселке Флоранс. Мы делаем архитектуру фасадов и рабочую документацию по деталям. Проект сделали югославы, достаточно внимательно. Поскольку в бывшей Югославии архитектурной школы не было, проект с точки зрения объемов и пространства производит впечатление не вполне ясное, но, видимо, это лучшее, что можно было получить, если взглянуть на то, что делают наши чудо-архитекторы на той же Рублевке, рядом с этим домом и далее. Екатериновка – это, конечно, во многом амбиции заказчиков, но где профессионализм и хваленая московская архитектурная школа? Мне стыдно за нее.

        Итак, мы делаем особняк для очень милой молодой заказчицы, умной и со вкусом, просто удивительной женщины. Общение с нею и обсуждение архитектурных вопросов просто доставляет удовольствие. Мы насытили дом совершенно невероятной сложностью. Казалось, что югославскими архитекторами все уже было предложено и нашей задачей было все элементы грамотно нарисовать. Но по мере нашей работы над зданием, оказалось, что для хороших пропорций колонн и карниза, необходимо поднять стены на 1.5 метра! И, что заказчица готова на дополнительные траты, связанные с общестроительными работами. Было очень интересно наблюдать, как дом наполнялся архитектурным содержанием и смыслом, а не был покрыт архитектурными деталями как ковром. Оказалось главным решить тему наличников, расположенных на боковых ризалитах. И здесь помогла тема наличников из палаццо Пандольфини Рафаэля. Это тема соединенных по вертикали двух эдикул, нижняя выполнена в тосканском ордере с плоскими пилястрами, верхняя - в ионическом с трехчетвертными пилястрами.  Между центральным четырех колонным портиком и ризалитами югославскими архитекторами уже была выполнена цезура с арочными окнами, где мне показалось уместным сделать упрощенный мотив знаменитых арочных окон с палаццо Канчелярия в Риме. Капители большого ордера мне захотелось сделать композитными, а карниз мы сделали по чертежу пантеоновского карниза с уменьшением в масштабе. В случае такого уменьшения в масштабе, это вполне позволительно. Композитные капители мы для данного дома переработали, кое-что уточнили. В таком великолепном материале и такого пластического качества композитные капители после дома Жолтовского на Моховой 1935 года делаются в нашей стране впервые. Капители, сделанные нами для этого дома, лучше композитных капителей административного здания МВД в Газетном переулке, а то была попытка И.И. Ловейко сделать капители красивее, чем у Жолтовского. Оставалось немного… сделать оконные наличники в портике, оба входных портала на первом и втором этаже и решить фасад неожиданно выросшего третьего этажа со стороны сада. Необходимо было придумать два плафона в портике. Верхний решался как бы сам собой из балок архитрава с дополнением в глубине кессона. Плафон первого этажа должен был быть достаточно плоским, поскольку высота его была задана профилем промежуточного карниза. Это-то и составило основную сложность. Надо было придумать очень сильную тему при малом рельефе. Я воспользовался замечательными потолками палаццо Дожей в Венеции, потолком зала Веронезе, где квадратные кессоны чередуются с овальными и круглыми. Мы сделали очень сложные чертежи с порезками на всех поверхностях балок. В пересечениях кессонов плафона второго этажа мы нарисовали ренессансные шишки-ананасы. Чрезвычайно внимательно были выполнены чертежи растительного орнамента на балках, которые мы делали с фотографий древнеримского фриза. Вот здесь интересно поговорить о том, как римляне выполняли цветочные элементы, будь то растительный орнамент на фризе, будь то коринфская капитель. Невообразимо, но факт. Все элементы растительного орнамента резались римлянами с глубочайшим пониманием и знанием ботаники, и пониманием движения стебля в природе! По фризам или растительным дополнениям в капителях можно точно определить, какое растение, помимо аканта, обвивает волюту, назвать его латинское название. Это поражает. Можно подумать, что все резчики по камню были людьми (крестьянами!?), знающими все окружающие их растения, но, главное, умеющими эти знания передать в камне. Недавно мы делали небольшой кронштейн для загородного дома. Мы вычертили завитки волют и сделали набросок рисунка заполнения между волютами в виде растительного орнамента. Приносит мне готовое изделие лепщик, и я вижу вместо растения – крендель (как назвал мои рисунки мой приятель коллега), в этом кренделе нет ни начала стебля, ни завязи, ни раскрытого цветка. Просто вылеплены кудри, некий кудрявый веник. Сейчас так лепят все, кроме Атанаса Атенасовича.

          Входной портал первого этажа я решил сделать с огромной зет-образной скоцией, переходящей снаружи в вал, обрамленной внутри проема нарезанным валом в виде двойного каната. Получилось чрезвычайно сильно и масштабно. К окнам в портике мы подходили медленно. Не складывалась пластическая идея. И как-то постепенно с переделками мы, наконец, натолкнулись на тему, которая нас устроила. В основу лег один из наличников пизанского палаццо с муфтами, и затем Андрей великолепно придумал сделать под подоконником кронштейны с заполнением между ними крупными каннелюрами. Возник смешанный образ маньеризма и Ар-Деко. Очень мощный. 

Садовый фасад решен был югославскими архитекторами с небольшим выступающим чуть скругленным центральным ризалитом. С двумя рядами арочных проемов по три в каждом ряду. Скучно. Мы чуть усилили арки, сделав контрналичники. Третий этаж центрального ризалита возник в связи с подъемом стен на 1,5 метра и возможностью использовать пространство за фронтоном главного портика. После долгих и мучительных раздумий и проб, и при необходимости иметь большое окно третьего этажа, выходящее в сад, я уговорил заказчицу не продолжать вялый изгиб дуги в плане, а перейти на прямую линию, получив, тем самым, еще один  балкон. И тогда на прямой плоскости вдруг возник образ фасада палладианской церкви! Получился главный, прорывающийся вверх, двух колонный портик большого ордера, разрывающий один за другим два фронтона малого ордера. Издали складывается впечатление, что на холме где-то далеко-далеко стоит палладианский храм.

Осталось выполнить по нашему проекту фасады служебного дома. Привязка к местности основного дома и служебного здания с гаражами сделана таким образом, что служебный дом, стоящий на остром углу участка, встречает всех подъезжающих и определенное время закрывает собой главный дом. Основная двухэтажная часть служебного дома, где размещается охрана, выполнена в виде цилиндра с окнами, размещенными по кругу. К сожалению, к нашему появлению на объекте уже была сделана купольная форма перекрытия этой цилиндрической части здания с очень маленькой стрелой подъема. Складывалось впечатление, что перед нами - мечеть. Моя задача заключалась в том, чтобы изменить этот образ на образ средневековой оборонной башни, что и соответствовало бы содержанию. К этому времени мы уже выполнили круглую башню на Верейской, и мне было что показать. Правда, задача не стояла в имитации царицынских построек Баженова. Скорее наоборот. Надо было сделать «настоящую» оборонную башню, похожую на Толстую Маргариту таллиннского кремля. Главное было, - не ошибиться в масштабе. Сооружение вполне соответствовало размеру оборонных башен. Несколько ниже, чем хотелось бы, но при диаметре 12 метров – достаточно крупно. Я хотел сделать, по возможности, аутентичную башню. Поэтому сделал не только романские консоли, поддерживающие обходную галерею с зубцами, но и своды между зубцами. Помимо этого, я придумал торчащие вперед пирамидки как образ выставленных вперед наконечников копий или стрел. Характер же зубцов не устраивал заказчицу. Она все время хотела, чтобы зубцы были бы декоративнее и мельче. Но меньше по размеру – нельзя! Мы сделали три варианта зубцов. Первый вариант был суровый. Он не понравился заказчику. Из двух других, в производство запущен последний, наиболее декоративный.