О судьбе архитектора А.-Ф.-Г. Виолье написана статья, о Егоре Тимофеевиче Соколове написана небольшая справка в великолепной книге «Без эпилога» Л.В.Хайкиной, которую выпустили её друзья и составили Е.Я.Кальницкая, М.Г.Колотов и др. (Санкт-Петербург, 2008 год). Приношу им огромную благодарность за память о Хайкиной и работу над книгой. Чрезвычайно важна, на мой взгляд, находка интереснейшего живописного материала – полотен А.Лукателли и Д.П.Паннини 1724 года с изображением неосуществленной реконструкции замка для дворца династии Савойских в Риволи под Турином, спроектированного Филиппо Юваррой в 1715-1718 годах. Как я сказал Елене Яковлевне, это были того времени 3D-визуалиции проекта, выполненного в деревянном макете. Во время Второй Мировой войны недостроенный дворец Юварры, был практически снесен.
Итак, совершенно верен вывод Людмилы Вениаминовны Хайкиной о том, что Павел видел одну или другую работу, или графические рисунки или гравюры с них, и мог настаивать на сходстве изображений на картинах с решением северного фасада Михайловского замка, обращенного к Летнему саду с двумя выступами-башнями. Но, Павел не обратил внимания на вариант решения этого же фасада Баженовым с картин этих же мастеров, где использование большого ордера на уровне второго этажа соответствует не только теме главного, южного фасада, но дает один и тот же ритм, и масштаб ордерному решению всех фасадов Михайловского замка.
Более того, задание Павла решить дворец, как замок, могло и должно было обращать вспять время и создавать необходимость в использовании мощных рустов на углах и простенках здания, связанных с темой ордера и двумя закруглёнными выступами церкви и библиотеки на восточном и западном фасадах. И именно этому образу замка соответствовали фасады Баженова! И всё же Павлом был выбран мелкий одноэтажный ордер, который исполнен на фасадах «западноевропейского» проекта неизвестного архитектора, явно менее талантливого, чем Баженов. Это видно на приведенных вариантах фасадов.
Баженов, будучи в Турине и обратившись к работам Филиппо Юварры, изучавший их, вполне мог видеть и в натуре недостроенный дворец династии Савойских в Риволи и его макет. Он вполне мог видеть картины А.Лукателли и Паннини с изображениями дворца или по крайней мере их графическое изображение. Для Баженова работы Юварры были не просто интересны, как и многие работы других архитекторов, и это важно подчеркнуть. Юварра был одним из его любимых архитекторов, он копировал его графическую манеру подачи эскизов. Так что для него изучение работ Юварры было профессионально важным событием, а не просто минутным увлечением.
Замечательные учёные Л.В.Хайкина и Е.Я.Кальницкая считают, что архитектором, который выполнил эскизный проект, сделавшийся основой для осуществленного проекта Михайловского замка не был В.Бренна, как полагал я. Но тем удивительнее, что он так бился за выполнение именно этого весьма слабого варианта проекта. Я разговаривал с Еленой Яковлевной на эту тему, и она убеждённо говорила мне о том, что «по руке» чертежи трёх фасадов – западного, северного и восточного – не принадлежат Бренне, что она знает «руку» Бренны по единственному подписанному им чертежу, и, что в нём «рука» свободнее и увереннее. Я не смог возразить Елене Яковлевне в этом, сказав, что известные чертежи фасадов Михайловского замка, как и всегда, вычерчивались и отмывались помощниками. Поэтому «руку» в них увидеть, действительно, трудно. Но сильнейший образный и композиционно-художественный замысел Баженова виден и в чертежах, выполненных помощником Л.И.Миллером. Чертежи из «Алупкинского альбома» с подписью Миллера нам это прекрасно демонстрируют.
Привожу мою переписку с Еленой Яковлевной Кальницкой от 12 августа 2014 года, в качестве иллюстрации к разговору об авторстве фасадов Михайловского замка.
12 авг. 2014 г., в 20:51, Дмитрий Бархин (работа) <dmitriy_barkhin@mail.ru> написал(а): Уважаемая Елена Яковлевна, ещё раз благодарю Вас за теплый прием и за обе роскошнейшие и драгоценнейшие книги, которые я от Вас получил. Благодарю Вас за чудесный обед, которым Вы меня так по-домашнему угостили сегодня у Вас в кабинете. Поздравляю Вас и весь Ваш коллектив с замечательной работой – открытием выставки, которую Вы намечаете продолжить. Это чрезвычайно важно. А своё «расследование» по проекту Михайловского замка я должен закончить и прислать его Вам. Там много написано вокруг, но фрагмент, посвященный моим художественным впечатлениям и эмоциям о Михайловском замке Вам может показаться интересным. Как Вы чудесно сказали – что Вы и Л.В. – чувствовали замок! Да, именно чувствовать, т.е. позволить интуиции открыть истину поверх знаний. В Вашей с Людмилой Вениаминовной книге, как мне показалось в разделе, посвященном Михайловскому замку, самым главным открытием стали те картины Паннини и Лукателли, которые были написаны ими в 1724 году, как мы сегодня могли бы сказать в качестве 3D-изображения неосуществленного, но проектируемого дворца, поскольку понятно, что только средней частью начал заниматься Юварра в 1715-18 гг. и эта недостроенная часть погибла во время Второй Мировой войны. Но картины писались с модели. Поэтому они абсолютно соответствуют объекту, который должен был получиться. Очень жаль, что у Вас не было времени переговорить со мной о «западноевропейском варианте» проекта 1784 года. К сожалению, я не знаю руки В.Бренны, поэтому, по руке сказать о том, что этот проект не его – не могу. Ясно, что проект (и все ранние проекты вокруг) значительно уступает по художественным качествам проекту Баженова. Но тут надо может быть учесть мой опыт проектирования и желания построить то, что спроектировал я сам без подсказок и исправлений главного архитектора или начальника мастерской и пр., вплоть до заказчика (если ему небезразлично, что делается!). Это желание построить по своему проекту, а не исправлять проект другого архитектора и пр. варианты – это желание похоже может быть на наркозависимость! Согласитесь, что мы проектируем и строим за копейки и заказчик точно знает, что он играет на этих очень непростых эмоциях автора-архитектора. И это не только и столько амбиции, нет. Подписанный мной, но спроектированный другим архитектором проект дает мне возможность только заработать деньги, но не то самое удовлетворение от реализации своего выстраданного (рожденного!) проекта и объекта. (Может быть поэтому во время творческого экстаза даже исчезают любовные порывы у художников (физиков – тоже!), т.е. у творческих людей). Я строю свою версию того, что «западноевропейский проект» сделал Бренна только на том основании, что три фасада из четырех (кроме главного) – практически осуществлены по проекту 1784 года. И, если принять авторство Бренны, становится понятным, почему он так бился за осуществление именно этого варианта (если бы проект был не его, то почему ему «не увидеть» иное, более высокое качество проекта Баженова?). А тут создается впечатление, что Бренна как лев бился за осуществление именно своего проекта, чтобы затем получить все почести и пр., которых он не получил за смертью Павла. Фактически варианты Баженова сделаны, как можно было бы сегодня назвать, как «обтяжка» его проектом некоей выданной ему и утвержденной болванки, кроме главного фасада, в котором Павел Баженову разрешил сделать свое предложение. И, конечно, интересно увидеть, что болванку фасада, обращенного в Летний сад Павел выдал и Бренне или тому архитектору, который и сделал вариант 1784 года. Елена Яковлевна, я готов Вам помогать в Ваших интересных проектах. По поводу реставрации Нижней дачи я придерживаюсь методики Виолле-Ле-Дюка, а не Джона Рёскина, который не позволял дотронуться ни до чего, тем самым консервируя объект. Спасибо. С уважением, Ваш Бархин.
Дорогой Дмитрий Борисович! Рада добрым словам. Напомню вам про одну интересную деталь. Вариант проекта, который сделал – давайте назовем – «неизвестный архитектор», на первых порах украшают бурбонские лилии. Ниже – папская тиара и другие католические символы. Потом – европейская геральдика заменяется двуглавым орлом. Стало быть, проект «обрусел» – это, на мой взгляд, и есть дело рук… Бренны. А дальше – три фасада он берет, а четвертый изменяет. Мы почти были уверены, что этот проект либо сделан тут, в России, европейским зодчим, или привезен из Европы. Людка была уверена, что зодчего она найдет... И нашла бы... Напомню вам, что друг вашего (нашего) Баженова (Е.Я. имеет в виду первого биографа Баженова митрополита Евгения (Болховитинова) – Д.Б.) писал, что замок «проектировался с генуэзского славного дворца». Эту загадку мы тоже не разгадали – какой дворец имел в виду священнослужитель???? Думали об архитекторе Галеаццo Алесси... Словом, – жгучие тайны без ответов. Но напомню, что чертежей Бренны – очень мало, но есть... – они совершенно не такие, как эти проектные листы.... Так что – думайте дальше! Удачи вам и до новых встреч! ЕК Отправлено с iPad
––––––––––––––
Чтобы понять, что перед нами чертежи, выполненные по эскизам гениального архитектора, нам не нужна его подпись на листе. Это и так видно. В это же время рассматривая три фасада Михайловского замка, кроме южного, видя их декоративный характер, я всё же продолжаю настаивать на том, что они были спроектированы Бренной, и именно поэтому он был так невероятно напорист в их осуществлении. Другого объяснения его настойчивости в выполнении осуществленных фасадов мне найти не удаётся. Здесь заложено определённое противоречие. Если фасады дворца спроектированы А.-Ф.-Г.Виолье, которого Бренна только что вынудил уйти, зачем ему, Бренне, защищать его проект и проявлять чрезвычайное упорство в его реализации?
Другое дело, что я, понимая, что все фасады, за исключением главного южного фасада сделаны другим архитектором – не Баженовым, считал, что, в частности, колоннада северного фасада из сдвоенных колонн тосканского ордера розового мрамора была нужна Павлу для переноса на берега Невы колоннады Мраморного двора Версаля со сдвоенными колонами того же тосканского ордера розового мрамора, которая должна была ему служить еще одним подтверждением связи с королевскими дворами Европы. И отсюда странные и не оправданные ни в плане, ни в объёме два выступа для создания лоджии, в качестве имитации или изображения в рельефе довольно глубокого Мраморного двора Версаля, в которую может быть вставлена колоннада.
Людмила Вениаминовна Хайкина показывает на живописных работах, что два выступа – это бывшие башни туринского замка, а в проекте Юварры два ризалита дворца в Риволи. И это выглядит в работе Хайкиной весьма убедительно.
Хочу к этому добавить, что на картине А.Лукателли, мы видим фасад, где трудно расшифровать, что изображён – то ли аттик, то ли, как оказалось, и это видно на картине Д.П.Паннини и в макете, далеко отодвинутый в середину объёма верхний этаж дворца. Отсюда следует вывод, что Павел не видел макета дворца, он видел только одну картину – А.Лукателли или даже графическое изображение с картины(!), где кажется, что перед нами изображен дворец с аттиковым этажом в плоскости заглубленной стены здания с такими же теламонами или гермами, какие и осуществлены в Михайловском замке. Павел отнесся к этой теме, как к проектному решению. На картине А.Лукателли Павел не обратил внимание на главное в проекте Юварры – на использование большого ордера в архитектуре фасада дворца, похожее, но переработанное решение предлагал и Баженов в своём варианте северного фасада. А это значит, что когда Баженов обсуждал с Павлом архитектурный замысел Михайловского замка, они опирались на один и тот же виденный ими материал.
Общение, видимо, проходило не просто. Баженову не удалось отстоять перед Павлом свой, вне всякого сомнения, более сильный, художественно осмысленный вариант проекта фасадов, видимо, Павел не услышал объяснение Баженова относительно возникновения в чужом проекте аттикового этажа северного фасада и колонн малого ордера как в лоджии северного фасада, так и на боковых фасадах и пр. Видимо, для Павла в решении северного фасада была важнее идея цитирования колоннады лоджии дворца в Версале, она и победила. Помимо этого, Баженову не удалось доказать Павлу, что при использовании двух проектов с разными масштабами в решениях фасадов – не получится целостного образа здания, и, что предложенный им, Баженовым, вариант фасадов не только значительно более целостен, но сомасштабен главному южному фасаду и в значительной степени отвечает заданию – сооружению дворца с образом замка. При этом мотивы фасадов, предложенных Баженовым с бриллиантовыми рустами первого этажа-цоколя и большим ордером на всех фасадах здания, стягивают его объём упругой и мощной темой, сделаны в одном ритме и масштабе, составляют с главным фасадом цельное решение. В решении северного фасада Баженов был скован предложенным Павлом объёмом с двумя выступающими башнями-ризалитами и необходимостью соответствовать картине Д.Паннини или А.Лукателли, т.е. проектному решению реконструкции замка в Риволи Ф.Юварры. Баженов смог выразить свой замысел и отразить образ могущественного замка только в фасадах впереди стоящих кордегардий, в то время, как боковые фасады дворца – восточный и западный – в проекте Баженова решены им композиционно свободно, эмоционально и творчески раскованно, они наполнены чрезвычайной силой, выражают мощь и неприступность дворца-крепости, соответствующую заданию Павла. Обращу внимание и на то, что в проекте Михайловского замка Баженова отразился во многом и развился его проект Большого Кремлёвского дворца.
Работа Л.В.Хайкиной дает мне возможность сделать следующий вывод: Павел имел выполненную каким-то иностранным архитектором заготовку внешнего объема и фасадов, которую он выдал в качестве задания Баженову, чтобы Баженов её «обтянул» своей архитектурой (пользуясь современным сленгом), и, если бы не вмешательство В.Бренны, то осуществлен был бы вариант Баженова, и мы сейчас имели абсолютный и непревзойдённый шедевр! При вмешательстве Бренны, мы имеем только главный фасад этого гениального произведения Баженова – самый могучий и драматичный с точки зрения логики построения и пластики фасадов в мире – южный фасад Михайловского замка! – самый монументальный и величественный, самый страстный и темпераментный фасад здания конца XVIII века, оказавший сильнейшее влияние на огромное множество фасадов знаменитых ленинградских архитекторов первой половины XX века, начиная с дома Советов Ноя Абрамовича Троцкого и пр.
Хотел сказать ещё несколько слов о влиянии фасадов Лувра на южный фасад Михайловского замка.
Распространено мнение, что на формирование южного фасада Михайловского замка оказал влияние знаменитый восточный фасад Лувра Клода Перро. Я не могу с этим мнением согласиться, и на это у меня есть основания. Никто из исследователей не обратил внимание на то, что сильнейшее и главное влияние на образ южного фасада Михайловского замка оказал не восточный фасад Лувра с колоннадой в лоджии, а северный, сделанный по проекту Ле Во (Лево). Именно там даётся переход от стены к центральному ризалиту с фронтоном в виде двух уступов, которые Баженов применил в Михайловском замке для создания нагнетания пластического и эмоционального напряжения. Стоя у северного фасада Лувра я испытал сильнейшее сердцебиение от этого отдалённого сходства. А это значит, что на уровне образов различия не важны – здесь у Лево нет колонн и лоджии,– улавливается усиленная архитектурными средствами монументальность и эмоциональная напряжённость.
В своём южном фасаде Михайловского замка Баженов нарушил все правила, предполагавшие, что должно быть сделано усиление к углам портика, куда опирается фронтон, он его ослабил, сделав две круглые колонны, не стал делать первую и последнюю квадратной, как надо было бы по правилам, и выполнил невероятно мощное нагнетание архитектурных образов в самом главном месте – на въезде в замок, казалось бы, использовав известную тему знаменитых ворот Сен-Дени (1672 г.) в Париже Ф.Блонделя (1618-1686 гг.) с фланкирующими въезд двумя мощными обелисками. Об этом пишет в своей работе «Реминисценция как мнемоника архитектуры» Виктор Георгиевич Власов в сборнике «Архитектон» известия вузов № 3 (59)/ Сентябрь 2017, стр. 15. Вне всякого сомнения, приведенный в работе Власова проект фасада дворца лег в основу южного фасада Михайловского замка. А.Петито настолько близко цитирует арку Сен-Дени, что даже повторяет контур обелисков. Мне же о цитировании арки Сен-Дени напрямую из Парижа в Петербург без проекта А.Петито стало известно в тот счастливый и случайный день, когда наш папа, Борис Григорьевич, приехавший из Парижа в 1964 году, показывал слайды со знаменитой аркой, и, конечно же, все присутствовавшие при просмотре слайдов, бурно обсуждали сходство тем арки Сен-Дени и южного фасада Михайловского замка. Полагаю, что это сходство ни для кого не было секретом. Да, Власов увидел в проекте А.Петито невероятное сходство. Павел мог купить у архитектора копию проекта фасада или эскизы к проекту. Во всяком случае, безусловно, это интересное открытие Виктора Георгиевича, которое в очередной раз подтверждает и мои мысли о том, что Павел мог хотеть процитировать самые знаменитые памятники архитектуры мира.
Но вместо приглашающей арки сделан простой прямоугольный проём и арка осуществлена только на втором уровне. Нас встречают мощные, ощетинившиеся бриллиантовым рустом розовые и серые мраморные блоки невероятного размера! Мы видим – неприступную крепость – тот образ, о котором мечтал Павел! Такое решение подвластно только гению – архитектурными средствами выразить эмоцию могут единицы, если вообще это возможно.
Даже гений Микеланджело в архитектуре задавал нам только архитектурные ребусы, но с эмоциями человека он играл только в живописи и скульптуре. Архитектурное произведение может вызвать эмоцию восхищения, но симфонию эмоций, заложенных в южном фасаде Михайловского замка расшифровать почти невозможно, она воспринимается на таком глубинном и подсознательном уровне, что мороз по коже бежит.
Я смотрю на южный фасад Михайловского замка с 9 лет, когда нас с братом Юрой привезла в Питер наша тётка, сестра мамы – Тамара Ивановна Татарова, проработавшая 50 лет в Моспроекте-1 архитектором. Январь 1959 года. Школьные каникулы. Мы приехали в Питер из дома отдыха архитекторов в Зеленогорске в Эрмитаж. Зимой в Питере влажно. Мы с братом, разгоряченные и уставшие после музея, в детских цигейковых шубах, в валенках, еле-еле доплелись до Михайловского замка. 4 часа дня. Стемнело. Сыплет лёгкий, пушистый снег, кажется, что в лучах света он повисает белой вуалью, наброшенной на качающиеся от лёгкого ветра дореволюционные фонари. Тамара Ивановна молча подводит нас к памятнику Петру, разворачивает к практически черному фасаду Михайловского замка и говорит: «Вот…». Долго молчит и потом тихим голосом рассказывает нам историю с убийством здесь Павла I и о выдающемся архитекторе Баженове, который построил это здание…