Храм Троицы Живоначальной у Салтыкова моста – единоверческий православный храм, построен в 1817 году, расположен по адресу: Москва, Самокатная улица, дом 3/8, стр. 16. См. Памятники архитектуры Москвы. Территория между Садовым кольцом и границами города XVIII века (от Земляного до Камер-Коллежского вала). – М., «Искусство», 1998. – С. 379, 380. См. Памятники архитектуры Москвы. Юго-восточная и южная части территории между Садовым кольцом и границами города XVIII века (от Земляного до Камер-Коллежского вала) – М., «Искусство», 2000. – С. 111-115, 164, 165).
В Памятниках архитектуры Москвы дан намёк на предполагаемое авторство этой церкви. В книге дана ссылка на два прототипа, относящиеся к творчеству Баженова. Это церковь Знамения Пресвятой Богородицы – родовая усыпальница графов Шереметевых и князей Черкасских в Новоспасском монастыре (1791-1795 гг., отделка продолжалась до 1803 года), которая строилась под руководством Е.Назарова и церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском монастыре на Абельмановской заставе, Таганская ул., дом 58, стр. 1, которая также, видимо, строилась под наблюдением Е.Назарова и по несколько упрощённому и переработанному им проекту Баженова в 1806-1810 годах. Так же дана ссылка на то, что в Мышкине построен Успенский собор, похожий на Троицкую церковь у Салтыкова моста.
В этой связи очень хочется разобраться в авторстве выдающейся церкви Троицы у Салтыкова моста на Самокатной улице и подумать о том, каким образом она связана с Успенским собором в Мышкине. Строилась она уже после пожара Москвы 1812 года и ухода французов, но вне всякого сомнения проект этой церкви относится к 1790-м годам, а может быть и середине 1780-х годов, к тому же времени, когда проектировалась и строилась усыпальница Романовых-Шереметевых в Новоспасском монастыре, и проектировал её один из любимых архитекторов графа Н.П.Шереметева – В.И.Баженов. Граф в эти годы заказывает Баженову проекты Странноприимного дома, собора Димитрия Ростовского в Ростове Великом, в эти же годы проектируется и строится дворец в Останкине, где Баженов принимает определённое участие в решении главного фасада.
Из перечисленных выше к наиболее интересным в объёмном и планировочном решениях относится храм Троицы у Салтыкова моста. Действительно, если внимательно посмотреть на план, то можно заметить типологическое сходство с двумя церквями, указанными выше, и, вместе с тем, бросается в глаза существенная разница. Надо отметить, что Троицкая церковь и Успенский собор по размерам больше своих прототипов, поэтому они обрели пятиглавие. При этом, Троицкая церковь нарисована значительно более вдохновенно и художественно содержательно. Здесь образ башнеобразного московского зодчества, связанного с образом собора Василия Блаженного и церкви Усекновения Главы Иоанна Предтечи в Дьякове выявлен очевидно и чрезвычайно сильно. Это не просто «воссоздание» в конце XVIII века, в начале и середине XIX века елизаветинского пятиглавия, в реализации которого принимал участие Баженов, спроектировав один из самых выдающихся соборов Москвы конца XVIII века – храм Мартина Исповедника, реализованный Р.Р.Казаковым. На мой взгляд, мы имеем в архитектурном построении этой церкви пример попытки в классике высказать те же пространственные и композиционные идеи, которые высказывались архитекторами середины XVI века. Удивительны пропорции Троицкой церкви. Она имеет огромный и вытянутый вверх основной барабан-тамбур под куполом, а также четыре очень высоких световых барабана под куполами, образующими пятиглавие. И вместе с этим, объём церкви не кажется гипертрофированно тянущимся вверх. Нет, здесь при наличии объёмного решения, выполненного архитектором с мощным темпераментом и исключительной силой духа, гармония объёмов поражает и создаёт удивительную атмосферу покоя.
Сравнивая Троицкий собор с Успенским собором (1805-1811-1820 гг.) в Мышкине сразу же бросается в глаза не просто сходство образов, о котором мы говорили выше, рассматривая усыпальницу в Новоспасском монастыре и церковь Покрова в Покровском монастыре, здесь можно и нужно говорить о том, что оба собора построены по одному проекту и, очевидно, разными архитекторами-исполнителями. Успенский собор в Мышкине строился раньше и осуществлял его, видимо, итальянец, приехавший в Россию – Иоганнес Манфрини, которому и приписывают авторство собора, в то время, как Троицкую церковь осуществлял кто-то из учеников или помощников Баженова. Им мог быть и Лаврентий Иванович Миллер. Началось строительство Успенского собора 15 августа 1805 года после утверждения проекта 17 марта 1805 года. Окончание строительства косвенным образом устанавливается по дате на чугунных плитах на полу: 1811 год, поскольку общестроительные работы заканчиваются отделкой полов. Что касается даты 1820 год, то она относится к окончанию росписей и освящению собора 2 мая 1820 года. В небольшой книжечке «Художественные памятники Верхней Волги от Калинина до Ярославля», написанной Юрием Яковлевичем Герчуком и Мариной Иосифовной Домшлак в 1976 году, – М., 1976. – С. 79, авторы пишут: «Церкви такого типа есть в Москве, и не удивительно, что собор оказался выстроенным по московскому проекту» и далее, что имя Манфрини «оказалось знакомым архитектору М.В.Дьяконову, много лет собиравшему архивные сведения о работавших в России архитекторах. По его словам архитектор Иоганнес Манфрини, «цесарской нации» (то есть австриец), приехал в Россию в 1786 году и работал в Москве». Из этих слов очень важно подчеркнуть следующее, что авторы согласны с тем, что собор построен по московскому проекту и, что такого типа церкви в Москве есть, имея ввиду Троицкий собор на Самокатной, усыпальницу Шереметевых-Черкасских-Романовых и Покровскую церковь. Но, при этом, автором проекта Успенского собора вовсе мог и не быть И.Манфрини и скорее всего так оно и было. Манфрини было дано поручение вести осуществление проекта собора в Мышкине. Чем мог заниматься Манфрини в Мышкине? Он мог разрабатывать привязку собора к генеральному плану города и делать вертикальную планировку участка строительства – выравнивание поверхности холма и расчёт лестничных сходов и, главное, разрабатывать рабочие чертежи для строительства. На найденном краеведом В.А.Гречухиным плане и фасаде есть не только надпись об утверждении проекта архиепископом Ярославским и Ростовским Павлом: «План и фасад утверждаю, по оным строить церковь и колокольню в городе Мышкине благославляю», но и подпись: «Манфрини архитектор». Да, эта подпись верна, но она вовсе не означает, что Манфрини сочинил этот проект. Он данный лист вычертил и подписал, как архитектор, которому было поручено вести строительство собора вместе с подрядчиком. Без визы архитектора технический заказчик, выражаясь современным языком, не мог принять чертёж и поставить свою подпись и печать – «к производству работ». Известно, что в те годы утверждался (эскизный) проект сооружения с двумя чертежами – фасадом, как правило, покрашенным акварелью, и планом. Манфрини помимо этого одного листа с планом и фасадом собора должен был сделать в дополнение фасады собора и колокольни с трёх сторон, несколько планов колокольни по ярусам, планы собора по барабанам под куполами и несколько разрезов, как минимум, поперечный и продольный. План кровли собора и колокольни. Это только для начального этапа работы: для сбора нагрузок, для расчёта и проектирования фундаментов, для разработки плана котлована и изготовления разрезов по нему и пр., наконец, главное,– для составления проекта организации строительства (ПОС). Манфрини этим занимался в течение полугода – со времени утверждения проекта до закладки собора. Затем он делал рабочие чертежи всего сооружения – изготавливал кладочные чертежи с привязками стен, проёмов и геометрией сводов. Работал он несколько лет вместе с конструктором, который ему в этом помогал. Так что всё верно, автор, такой же автор, как А.Ф.Кокоринов – автор здания Академии Художеств в Петербурге. Но проект собора сочинил не он.
Яркость объёмного и пластического решения обоих соборов приводит исследователя к неоспоримому выводу о том, что перед нами произведение выдающегося архитектора, имя которого – В.И.Баженов. План и пространство церкви и собора удивительно энергичны и ясны. Идея передачи образа Софии константинопольской здесь выразилась наиболее ярко. Действительно, в огромный по отношению ко всему объёму церкви барабан главного купола диаметром около 14 метров через значительного размера арочные проёмы открываются симметрично два почти одинаковых пространства: восточная алтарная конха и западная часть, равная по выносу конхе собора и образующая трапезную с перекрытием в виде цилиндрического свода с распалубками. Открытость пространства восток-запад и вознёсшийся вверх барабан и свод купола поражают. Ещё раз повторю, строительство Троицкой церкви велось под руководством неизвестного архитектора, им мог быть и Лаврентий Иванович Миллер, помощник Баженова, им мог быть и итальянец (австриец(?), швейцарец(?)) Иоганнес Манфрини, которому приписывают авторство построенного по этому же проекту Успенского собора, и, который вполне мог вести рабочее проектирование и строительство Троицкого собора в Москве с 1817 года, тем более, что общестроительная часть в Мышкине закончилась в 1811 году. Строительство основного объёма Троицкого собора велось по чертежам, основанным на эскизном проекте мастера, и выполнено всё достаточно точно, кроме четырёхколонного портика, в котором вместо отдельно стоящих колонн осуществлены трёхчетвертные пилястры и это нарушение проекта бросается в глаза. Фасад трапезной, образующий переход к колокольне, решён очень простыми художественными средствами, и в одном, и в другом соборе тройное окно первого уровня завершается арочным окном второго света, различие лишь в трактовке окна первого уровня. Складывается впечатление, что строительство колокольни без западного портика и развитых крыльев для размещения в них лестниц, ведущих на уровень звона и осуществление южного и северного портика собора в трёхчетвертных колоннах – все эти отступления от проекта являются следствием каких-то привнесённых внешних обстоятельств, о которых мне неизвестно, может быть причиной тому стала нехватка средств для осуществления полноценного проектного решения. Может быть в процессе строительства Троицкого собора сменился подрядчик и он вместе с заказчиком принял решение об упрощении проекта. Во всяком случае, легко заметить, что осуществление верхних ярусов колокольни велось рукой с иной профессиональной подготовкой, нежели строительство основного объёма собора. Трёхчетвертные колонны верхнего яруса колокольни заменены на полуколонны, что всегда воспринимается слишком плоской формой, и плохо читаются. Первый ярус колокольни также выполнен с сокращением проекта, без портика, обращенного на запад и без двух лестниц на уровень звона, поэтому первый ярус колокольни получился квадратным, а не прямоугольным, как в Успенском соборе в Мышкине. В Москве подъём на первый уровень звона колокольни осуществляется по узкой лестнице с забежными ступенями, организованной в северо-восточном углу квадратной колокольни. Изменения, внесённые в проект колокольни во время строительства сильно ей повредили. Исчезли главные средства художественной выразительности, которыми архитектор хотел и должен был выразить идею устремлённости колокольни вверх – исчез яркий контраст между мощным цоколем – первым уровнем колокольни и верхними уровнями звона, членения и пропорции перестали ясно читаться и, главное, исчез динамизм в развитии формы, что превратило эту колокольню в типовую, провинциальную колокольню, построенную без участия талантливого архитектора и без понимающего архитектуру подрядчика. Легко сравнить её с выдающейся колокольней храма Мартина Исповедника, где динамика построения формы столь сильна, что она может считаться одной из самых выдающихся колоколен в архитектуре России конца XVIII, начала XIX века. Сходство в объёмно-пространственной композиции Троицкой церкви и Успенского собора в Мышкине, когда с запада к трапезной пристраивается колокольня, показателен и говорит о том, что строительство одного и другого собора велось по одному проекту, автором-сочинителем был один архитектор.
Несколько иное, более крупное решение можно увидеть в храме Мартина Исповедника, в нём западная апсида выделена в объёме также как и восточная. Т.е. выполнена полностью симметричная композиция, в этом ещё сильнее выражена ориентация на константинопольскую Софию, что вполне соответствовало идеям Екатерины II, её «Греческому проекту», а это значит, что проекты всех перечисленных объектов относятся к 1780-м годам. Трапезная собора Мартина Исповедника не выделена из объёма собора и соединена с колокольней узким переходом. Мы знаем, что строил собор Мартина Исповедника Родион Родионович Казаков, Успенский собор в Мышкине строил Манфрини, а Троицкий собор – мог строить Л.И.Миллер или тот же Манфрини, который уже осуществил этот проект в Мышкине и ему было вполне легко привязать этот проект к участку в Москве.
И также, как церковь Иоанна Предтечи в Белозерске построена была в начале XIX века по утверждённым чертежам Баженова, освящена в 1810 году, так и в Мышкине, и в Москве строительство задержалось в связи с определёнными историческими обстоятельствами.
Исследуем художественный результат постройки Троицкой церкви, – этого выдающегося произведения архитектуры.
В усыпальнице Романовых-Шереметевых-Черкасских и церкви Покрова Пресвятой Богородицы симметричность плана с тремя апсидами, обращёнными на запад и восток, нужна архитектору для создания объёма с отсветом пространства константинопольской Софии в сильно уменьшенном виде без пятиглавия, что понятно, поскольку объём и той и другой церкви чрезвычайно мал. Особенно интересно увидеть сходство с Софией в продольном пространстве с двумя большими симметричными апсидами с конхами.
И.Э. Грабарь в описании усыпальницы Романовых-Шереметевых-Черкасских в книге «Неизвестные и предполагаемые постройки В.И.Баженова» – М., 1951. – С. 155, указывает на трактовку малых апсид усыпальницы в качестве лестничных башен, но ни в усыпальнице, ни в церкви Покрова эта тема не обрела объёмного решения в виде пятиглавия из-за небольшого размера обеих церквей, что весьма профессионально. В Успенском соборе и в Троицкой церкви, которые осуществлены более крупной формой, это же казалось бы решение, прорисованное с преувеличенным выносом апсиды на восток и соответствующей выносу восточной апсиды трапезной на западе, ещё более определённо позволяет трактовать четыре малых главы в качестве оборонительных башен, защищающих вход с четырёхколонным портиком и выделяющих главную апсиду, которая имеет вынос построения окружности далеко вперёд от стены храма. Это решение также помогает увидеть в ней оборонительную башню. Этому мощному образу в Троицкой церкви соответствуют сильно вынесенные венчающие карнизы и выдвинутые вперёд вслед за поддерживающей плитой узкие и длинные белокаменные модульоны, нехарактерные для тосканского ордера, но, строящиеся по упругим линиям криволинейных карнизов, они, идущие веером к центру окружности, невероятно усиливают прочтение цилиндрических форм башен. Это же в чуть более смягчённом виде можно увидеть и в Успенском соборе в Мышкине.
В обоих соборах образ константинопольской Софии выражен в сравнении с вышеуказанными малыми церквями значительно более убедительно. И, опять-таки, в продольном пространстве церкви это сходство выявляется наиболее сильно. Вообще же, образ Троицкой церкви при взгляде на неё в три четверти с востока является самым ярким и высокохудожественным. Фасад трапезной решен просто с применением арочного термального окна второго света, опирающегося на трёхчастное окно первого уровня. Стоит ещё обратить внимание на сходство серлианских окон барабана центрального купола с многими примерами серлианских окон баженовских церквей. Эти окна можно увидеть и в барабане существующей ныне церкви Иверской иконы Божией Матери на Большой Ордынке, их же мы видим на фотографиях разрушенной в 1931 году церкви Спаса Преображения в Глинищах, на фотографиях снесённого барабана церкви Иоанна Предтечи в Белозерске и во многих других примерах церквей, спроектированных Баженовым. Интересно отметить, что серлианские окна в барабане собора в Белозерске были выполнены совершенно также по архитектурной теме и даже богаче, (и ближе к чертежу – удивительная столичная работа(!), чем в Троицком соборе в Москве и в Успенском соборе в Мышкине. Диаметр подкупольного пространства собора в Белозерске также совпадает с размерами исследуемых церквей и равен 14 метрам. Необходимо добавить к сказанному, и это очень хорошо видно на фотографиях церкви в Белозерске – посмотрите на фото, сделанное в три четверти относительно купольного объёма – вы без труда узнаете образ Троицкой церкви у Салтыкова моста и Успенский собор в Мышкине, выполненный без пятиглавия. Можно решить, что и этот собор сделан по тому же проекту, что рассмотренные выше, настолько совпадает весь пластический и объёмный строй купольной части собора: в соборе в Белозерске оба объёма трансепта с четырёхколонными портиками, завершённые апсидами на востоке и западе наиболее сильно отодвинулись от цилиндрического объёма, завершённого куполом, они почти отделились от него. В этом, собственно, и всё отличие этого объёмно-планировочного решения от решения Троицкой церкви и Успенского собора. Вновь мы видим башнеобразный образ малых апсид центрального объёма, который в белозерском соборе выявлен вполне артикулированно и ясно даже в отсутствии малых цилиндров, образующих пятиглавие. В Белозерске мы вновь сталкиваемся с более сильно вынесенной на восток апсидой основного объёма, здесь восемь сдвоенных трёхчетвертных колонн образуют излюбленный Баженовым образ ротонды (первая и восьмая колонна соединена с рустованной частью стены). Хочется сказать ещё несколько слов о портике Троицкого собора. Полагаю, что в проекте Троицкой церкви портик должен был быть из отдельно стоящих колонн, он должен был выглядеть также как осуществлён портик церкви Сошествия Святого Духа в деревне Шкинь под Москвой, в усыпальнице Шереметевых в Новоспасском монастыре, наконец, так как выполнено в Успенском соборе в Мышкине. Думаю, что при строительстве Троицкой церкви подрядчик не стал выполнять портики с отдельно стоящими колоннами, поскольку это требовало дополнительных затрат. Вполне возможно, что смета, как и обычно бывает ко времени окончания строительства, была превышена и стояла задача экономии средств. Подобная реализация проекта, конечно же, ослабила художественное значение портиков в объёмном решении церкви, но всё равно, замысел прочитывается и сквозь нарушение авторского замысла. Очень интересно увидеть четырёхколонный портик из отдельно стоящих колонн в соборе в Мышкине, чтобы убедиться в правильности моей догадки. К сожалению, Троицкий собор стоит без существенной реставрации. Так в четырёх малых барабанах не вскрыты оконные проёмы. Старые фотографии показывают нам раскрытые и застеклённые окна малых барабанов. Можно себе представить красоту льющегося сверху светового потока в довольно узкий цилиндр малого барабана. Я помню время ещё до покрытия кровлей собора, но когда уже можно было пробраться в церковь и увидеть свет в четырёх из восьми раскрытых окнах, я мечтал об раскрытии всех восьми. Теперь мы видим, что все проёмы забиты от проникновения в собор птиц.
Ещё несколько слов об Успенском соборе в Мышкине. Ещё раз повторю – вне всяких сомнений Троицкий собор в Москве и Успенский собор в Мышкине выполнен по одному проекту, я привёл достаточно много доказательств этого. Другое дело, что было бы интересно узнать имя автора. Я считаю, что автором проекта и той и другой церкви был Василий Иванович Баженов. Проект мог быть сделан значительно раньше времени начала строительства соборов, т.е. в 1780-1790-х годах. Теоретически, зная, что Иоганнес Манфрини, как и Луиджи Руска и многие итальянские (тичинские?) архитекторы, приехавшие в Россию, помогал И.Е.Старову в его проектных и строительных работах, представить себе, что он сделал проект для обоих соборов – можно, другое дело, что типологически оба собора восходят к усыпальнице Романовых-Черкасских-Шереметевых и Покровской церкви, их вряд ли мог знать Манфрини, да и уж очень мощный образ заложен в проект, чтобы считать, что мало проектировавший и мало строивший архитектор Манфрини мог сочинить такую зрелое произведение архитектуры. Широкие творческие связи Баженова с Н.П.Шерметевым не оставляют места для сомнения в том, что именно Баженов и спроектировал тот самый проект, который лёг в основу осуществлённых соборов – Троицкого собора в Москве у Салтыкова моста и Успенского собора в Мышкине. В те же годы Баженов выполняет для Н.П.Шереметева несколько известных объектов и, в частности, проектирует усыпальницу в Новоспасском монастыре, по стилистическому анализу, авторство соборов следует отдать Баженову. Более того, поскольку по стилистическому анализу проекты собора Троицы на Самокатной улице и собора Св.Мартина Исповедника также выполнены одной рукой, из этого следует, что и проект Успенского собора в Мышкине был сделан Баженовым, а строился он в начале XIX века также с большим опозданием, как и собор Иоанна Предтечи в Белозерске.
Давайте более внимательно сравним оба собора – Троицкий собор у Салтыкова моста и Успенский собор в Мышкине. Что мы видим: планы соборов практически идентичны, единственное отличие – это размеры плана колокольни, которые в Москве меньше. В Москве в плане колокольня квадратная. В Мышкине в плане – прямоугольная, но короткая сторона прямоугольника точно совпадает с осуществлённой в Москве, её архитектурное решение похоже на московское. В Мышкине прямоугольное окно с малой плоской аркой-нишей над ним, затем после астрагала большая плоская арка-ниша и круглое окошко в нём, плоская ниша выделена до отмостки на всю высоту до начала арки-ниши. У меня под руками нет обмеров обеих церквей, но на взгляд они одного размера в плане и фасаде основного объёма и первого яруса колокольни.
Если мы видим сходство и можем говорить о том, что усыпальница Шереметевых-Романовых-Черкасских в Новоспасском монастыре и Покровская церковь в Покровском монастыре были сделаны по одному проекту с незначительными изменениями, и можем сказать, что основным отличием одной церкви от другой является то, что Покровская церковь приподнята на один уровень и в соответствии с этим решением четырёхколонные портики превратились в портики пилястр, то при сравнении рассматриваемых соборов мы можем заметить только три существенных отличия одного собора от другого. Это, в первую очередь, в Мышкине уменьшены высоты основного барабана-тамбура под центральным куполом и высоты барабанов под малыми куполами, образующими пятиглавие собора и создающие впечатление башнеобразности, что, безусловно, сильно ухудшило пропорции и собор от этого серьёзно проиграл в силуэте, обращенном к Волге.
С другой стороны, в Мышкине, выполнены по проекту вынесенные вперёд четырёхколонные портики северного и южного фасада с круглыми колоннами. Здесь выдвинутые портики, безусловно, обогатили объёмное решение собора, в отличие от московского собора. Наконец, в Мышкине первый уровень колокольни осуществлён по проекту для опоры высокой трёхъярусной колокольни, как осуществлено в Москве, и для осуществления четырёхколонного портика на западном фасаде колокольни, который служит выявлению и подчёркиванию оси запад-восток. Фактически, с небольшой раскреповкой прямоугольник колокольни выполнен в ширину трапезной, в то время, как в московской церкви первый квадратный в плане ярус колокольни значительно менее развит. Полагаю, что при привязке в Москве собора на местности, выяснилось, что организовать большую площадь и выполнить четырёхколонный портик у колокольни не удаётся из-за сильного падения рельефа холма в сторону Яузы. Сейчас это не так определённо очевидно, но другого объяснения отмены осуществления четырёхколонного западного портика и соответствующей ему развитой колокольни я не нахожу. Таким образом, из-за падения рельефа отказались от вынесенного вперёд портика. И вслед за этим архитектором и подрядчиком, ведущими строительство Троицкой церкви было принято решение о сокращения размера колокольни в плане – были отменены лестницы, колокольня в плане стала квадратной. Это ослабило движение запад-восток и уменьшило пространственную выразительность колокольни: её энергичное движение вверх, она потеряла то объёмно-композиционное значение, которое призвана была играть в пространственном решении собора в целом. В Мышкине не хватило денег для строительства как высоких барабанов под куполами, так и для строительства высокой колокольни и было осуществлено то, что мы видим в натуре, а в Москве, исполнитель осуществил колокольню с очень плохо нарисованными деталями (кто здесь больше сплоховал – подрядчик или архитектор, ведущий строительство, сказать трудно), хотя по высотным отметкам колокольня, видимо, соответствует проектному решению автора-архитектора. Фасад трапезной, размещённой в западной части Успенского собора опять-таки выполнен, практически также, как и в Троицком соборе с единственной разницей, что в Успенском соборе окна первого света трактованы как серлианское окно и поэтому работает отдельно от термального верхнего арочного окна второго света, в Москве – арочное термальное окно завершает собой трёхчастное окно первого света. Не увидеть сходство в плане и в объёме и небольшого различия в выполнении обоих соборов очень трудно. Что еще интересно, так это связать Успенский собор в Мышкине с собором Мартина Исповедника. Обратите внимание на первый уровень колоколен там и там. Легко можно увидеть смысловую особенность в решении и той и другой. И в той и в другой вход в собор осуществляется по оси запад-восток через портик с фронтоном. В соборе Мартина Исповедника на южном и северном фасадах нет фронтонов, но нет и вынесенного вперёд портика на западном фасаде. В соборе в Мышкине осуществлено полноценное решение, когда вход подчёркнут вынесенным вперёд четырёхколонным портиком, завершённым фронтоном, на южном и северном фасаде выполнены только фронтоны, даже не поддержанные пилястрами, в то время, как в Москве из-за отсутствия места в городе от вынесенного вперёд портика с фронтоном пришлось отказаться, было принято решение выполнить фронтон по пилястрам для подчеркивания входа в собор через колокольню по оси запад-восток. В Москве специально не были сделаны фронтоны по пилястрам на южном и северном фасадах. В Троицкой церкви в Москве вообще не выявлен вход в собор через колокольню по оси запад-восток из-за отсутствия площади перед собором и поэтому нет фронтов ни на западном фасаде, ни на южном и северном, что весьма профессионально. Арочные поёмы входов выделены только небольшой прямоугольной нишей на трёх фасадах и лестничными сходами с гранитными ступенями и пьедесталами лестниц, выполненными из массивных гранитных блоков.
Апсида Успенского собора украшена пилястрами тосканского ордера. Когда выдвинутая на восток апсида обстраивается многоколонным портиком круглых колонн, образуя полуротонду, это создаёт торжественность и вместе с тем даёт форме легкость, в Троицкой церкви этого нет. Ну и наконец, излюбленная тема круглых окон второго света в соборе в Мышкине нас сразу же адресует к баженовским объектам.
Какой может быть сделан вывод из всего сказанного об Успенском соборе в Мышкине и Троицком соборе в Москве? Строительство и того и другого собора велось по одному проекту. В плане Успенский собор осуществлён более точно по проекту с вынесенными вперёд четырёхколонными портиками и выдвинутым вперёд четырёхколонным портиком на западном фасаде колокольни. Первый ярус колокольни в Мышкине также выполнен по проекту, там осуществлены две лестницы для подъёма на первый уровень звона колокольни. В объёмном решении Троицкий собор осуществлён по проекту точнее, с высокими барабанами под куполами. И поэтому мы имеет удивительных пропорций собор, парящий над Яузой. Колокольня Троицкой церкви, видимо, в объёме осуществлена по чертежам, но детали колокольни осуществлены чрезвычайно сухо и поэтому она выглядит весьма провинциально.
Авторский проект собора можно легко вообразить, взяв за основу план Успенского собора в Мышкине, приняв фасад московского Троицкого собора с уточнениями – высокими барабанами под куполами, подправленной трёхъярусной колокольней, западным четырёхколонным портиком и вынесенными вперёд портиками южного и северного фасадов.
Полагаю, что на основании стилистического анализа следует считать, что оба собора построены по проекту архитектора В.И.Баженова. Практика привязок одного и того же проекта соборов и церквей в разных городах России, видимо, в достаточной мере широка. Приведу один пример – это дважды осуществлённый помимо авторского – Андреевский собор в Кронштадте (1805-1817 гг.) А.Д.Захарова (1761-1811 гг.). Это Преображенский собор в Екатеринославе (Днепропетровске, 1806, 1830-1835 гг.) и собор Александра Невского в Ижевске (1818-1823 гг.), вёл строительство С.Е.Дудин. Никто не отказывает Захарову в авторстве соборов, хотя различия в осуществлённых соборах значительно более существенные, чем я только что перечислил в исследованных соборах Баженова. Близок к объёмно-планировочной структуре и образу Андреевского собора Благовещенский собор (1817-1828-1839/1863 гг.) в городе Воткинске в Удмурдской республике и можно думать, что реплик на захаровский собор довольно много. Я указал два наиболее близких по стилистике.